— Я знаю! Я много знаю о вашем бизнесе. Например, что вам лично принадлежит двадцать шесть процентов акций. Я желал бы купить эту долю за разумную цену. Наличными.

У меня перехватило дыхание. Я никак не предполагал, что ему известна точная доля моей собственности в «Питер-Плейс».

Но еще удивительней предложение купить мои акции. Я вдруг понял, каким ценным достоянием владею, и решил ни за что не выпускать его из рук.

— Мне очень жаль, мистер Гутьеррес, но мои акции не продаются.

— Не спешите, — вежливо попросил он. — Подумайте. По моим оценкам, за свои двадцать шесть процентов вы заплатили сто четыре тысячи. Я готов предложить четверть миллиона долларов. Неплохая прибыль, мистер Скуро?

Подумать только! Ведь три года назад я довольствовался спагетти и фрикадельками у «Блотто»! Я сию секунду подписал бы договор о продаже, если б не перспектива создания всемирной сети «Питер-Плейс». Она сулила доходы, по сравнению с которыми четверть миллиона превращались в карманную мелочь.

— Естественно, — продолжал Гутьеррес, — я не жду, что вы сразу примете решение. Но вы подумаете? Молодой человек вроде вас многое может сделать с такими деньгами. Не правда ли?

— Да, — хрипло сказал я, — правда.

— Значит, надеюсь в скором времени получить ответ.

Резким движением он выхватил из бокового кармана визитную карточку и сунул мне.

— Звоните по этому телефону в любой момент. Днем и ночью. Если меня нет на месте, оставьте сообщение: да или нет. Искренне верю, что здравый смысл подскажет вам положительный ответ.

— Я тщательно обдумаю ваше любезное предложение, — официально заявил я.

— Правильно сделаете, — сказал он, впервые улыбнувшись и показывая один золотой зуб.

Я выбрался из машины, и головорезы позволили мне уйти. Я старался шагать уверенно, не оглядываясь, и только войдя в «Питер-Плейс», закрыв дверь на замок, задвинув засовы и набросив цепочку, почувствовал, что весь мокрый от пота.

Когда на следующее утро Марта не вышла на работу, я около одиннадцати позвонил ей по телефону.

— Наверно, прийти не смогу, — донесся ее слабый голос.

— Ясно, но мне надо сказать тебе кое-что важное. Нельзя заскочить на минутку?

— Я просто не в состоянии поддерживать беседу.

— Ну так я тебя поддержу. Тебе плохо, дорогая? Могу прихватить телячьего холодца.

— Лучше арманьяку, — попросила она.

Я думал, что найду распустеху с растрепанными волосами и мутным взором. На ней будет грязное платье и «Кровавая Мэри» [52] в дрожащих руках. Кругом толстый слой пыли и окурки.

Ничего подобного. Марта была одета с достойным и сдержанным шиком, причесана, рука ее оказалась твердой. В квартире чисто, пепельницы пусты.

— Я уже собралась идти в клуб, — призналась она, — и не смогла сдвинуться с места. Питер, что со мной?

— Упадок духа, — сказал я. — Хандра. Все, что требуется, это немножко испытанного тошнотворного лекарства.

Я откупорил арманьяк и налил два бокала. Сел рядом с ней на черный кожаный диван, обнял за плечи. Я действительно любил эту женщину, и мне было больно видеть, как она страдает из-за какого-то дерьмового политикана.

Я сыграл перед ней кусочек только что придуманного шоу, изобразив Канниса и Гелеско перед Венерой Милосской:

— Эй, Тони, да эта сучка без рук!

Она хохотала до слез, еле переводя дух.

— Господи, Питер, ты — то, что доктор прописал!

— И являюсь по вызову!

Потом рассказал о вчерашней встрече с Иваром Гутьерресом и о том, сколько он посулил мне за долю в «Питер-Плейс».

— Забудь об этом, — посоветовала она. — Он похож на мелкого жулика, который пытается дорваться до легких деньжат.

— Ты думаешь? Для мелкого жулика он слишком хорош. И путешествует с эскортом.

— Пара головорезов, которых он нанял на час. Просто позвони ему, Питер, и скажи, что ты не заинтересовался его предложением. И все.

— Так и сделаю. А теперь поговорим о тебе. Марта, ты мне в последнее время не нравишься.

— Чему уж тут нравиться, — согласилась она. — У меня просто сил больше нет. Клуб я совсем забросила. Наши бандюги знают, сколько дней я прогуляла?