Я убедил Дженни Толливер пообедать в чуть более приличном месте, чем «Стыд и срам». Ни на один из ресторанов, где мы обычно бывали раньше, она не соглашалась, так что остановились на погребке «Керри-Хаус» на Восточной Сорок четвертой улице с лампами — подделкой под Тиффани, и ростбифом — настоящим.

Я приехал первым и занял отдельную кабинку с прокопченными дымом панелями и потертой кожаной обивкой. Когда пришла Дженни, я допивал вторую порцию. Встал, помахал ей. Понадеялся на дружеский поцелуй в щеку, но счастье пролетело мимо.

Она извинилась за опоздание и объяснила, что пришла прямо из студии, проработав двенадцать часов подряд. Рассказывая, жадно прихлебывала джин с тоником.

Мне пришлось отвлечься, заказывая для нас обоих ростбиф (на косточке) с жареной картошкой и овощным салатом. Теперь, объявив второй раунд выпивки, я снова слушал.

Она была захвачена новыми ощущениями собственника предприятия и ежедневной обязанностью принимать решения.

Когда принесли еду, она яростно набросилась на нее, потом остановилась, рассмеялась и призналась, что не смогла среди дел выкроить время на ленч. Я смотрел на нее, пока она ела.

Так и сияет в мягком красноватом свете. Красота ее обрела новое измерение. Она выглядит уверенней, сильнее. Нынешний ее облик не вяжется с мягкой покорностью.

— О-о-о, замечательно, — сказала она, откидываясь и удовлетворенно вздыхая. — Спасибо, Питер.

— Что на десерт?

— Пожалуйста, просто кофе.

— Коньяк?

— Нет, спасибо. Питер, я так спешила поесть и выговориться, что ни о чем у тебя не спросила. Как твой… м-м-м… бизнес?

— Прекрасно.

Она опустила голову, и длинные каштановые волосы затенили ее лицо. Потом посмотрела мне прямо в глаза.

— Питер, ты счастлив, что занимаешься своим делом?

— Да, — ответил я. — Куча дел, суета, рутина, но все легко, когда работаешь на себя. Предел ставит только твое честолюбие. Такова система свободного предпринимательства.

— Что-что? — переспросила Дженни.

— Ну, вот ты открываешь собственную студию. Подумай, как это чудесно! Какие возможности! Каждый пользуется плодами собственного труда. Дух первопроходцев сделал эту страну великой.

— Пожалуй, я выпью коньяку, — заявила Дженни.

Выйдя из ресторана, мы отправились в кабаре на Западной Семьдесят второй улице, послушали, как группа юнцов поет Кола Портера. [24] Выпили бутылку шампанского, и Дженни позволила взять ее за руку.

Я привез ее домой в такси, но она не пригласила меня войти. Поблагодарила за приятный вечер, и я сказал, что позвоню.

Странно, но это неспешное спокойное ухаживание доставляло мне необычайное удовольствие. Может, из-за невинности? Мне хотелось лишь одного: чтоб она была рядом.

Я согласен ухаживать долгие годы. Я не горел желанием затащить ее в постель. Я знал, что она никогда не одобрит моих занятий. Пусть просто терпит меня, я согласен.

Голос Марты дрожал от волнения.

— Сейчас же приезжай ко мне, — приказала она. — Я должна тебе что-то сказать.

— Так говори.

— Не по телефону.

— Ты становишься параноиком не хуже Футтера. Буду через полчаса. Прихватить что-нибудь?

— Возьми ящик шабли. Лучше всего у «Галло». Никки тут, и мы в полном смятении.

Обе сидели на полу среди стада разукрашенных слонов. Без туфель. В воздухе плавал сигаретный дым. Я включил Мартин кондиционер, поставил на вытяжку и налил всем шабли со льдом.

— Я сделала, как ты сказал, — начала Марта, — и спросила своего друга про Сьюзен Форгроув. Сначала он не хотел ничего говорить, понимаешь, все мялся, а потом решился. Родители у нее такие достойные и порядочные, а с ней мучаются уже несколько лет. Она лечилась от наркомании где-то на севере штата и все еще ходит к местному наркологу.

— Я ведь видел следы от уколов.

— Но это еще не все, — сказала Марта. — Ее Никки знает!

Я взглянул на Николь Редберн.

— Шутишь?

— Я тебе говорила, что берусь иногда за временную учительскую работу в частных школах Манхэттена. Так вот, эту самую Сьюзен Форгроув исключали из самых лучших школ. Питер, этот ребенок — просто сука! В одной ее застукали в клозете с преподавателем балета — с женщиной; в другой нашли на полу в прачечной, где она развлекалась по кругу с тамошними рабочими. Я хочу сказать, она просто больная!