Шрифт:
Она подошла совсем близко:
— Ну-ка, наклонитесь!
Я низко наклонился, и она коснулась моего лба своим сухим холодным пальцем:
— Храни вас Господи!
— Спасибо, госпожа Фуксбергер!
Мать часто крестила мне лоб, когда я был маленьким. Уже пятнадцать лет, как моя мать умерла, и с тех пор никто не благословлял меня. Я простился с доброй женщиной и зашагал по снегу на главпочтамт. Было начало одиннадцатого, и улицы были пустынны. Время от времени мимо почти бесшумно проносились машины. Я был счастлив этим вечером, думаю, это был счастливейший вечер в моей жизни.
Меня сразу соединили.
— Любимая, все в порядке. Выезжаю ближайшим поездом и утром буду у тебя.
— Все в порядке… — Сибилле отказал голос.
— Во Франкфурте дали согласие и картинка у меня. Через неделю мы уезжаем.
Ответа не последовало.
— Сибилла! Что с тобой?!
— Мне… мне трудно говорить. Я уже думала, что что-то случилось.
— Все как надо, родная. Я люблю тебя.
— Знаешь, что я сейчас сделаю? Закажу тройное виски и выпью одним духом.
— Я сделаю то же самое.
— Наверное, я все-таки старею. Мне что-то совсем плохо.
— Быстро заказывай виски, любимая! — Я счастливо рассмеялся. — И будь мне верна, и не обманывай меня, и жди! Через несколько часов я буду с тобой… Можешь уже готовиться к встрече. Мы целый день не будем вылезать из постели!
— Я жду тебя, Пауль. Ты в моем сердце. И в мыслях, и вообще…
— Будь здорова! До завтра!
— До завтра, Пауль!
Я улыбался, когда клал трубку. Улыбался, когда выходил из кабинки.
Потом я перестал улыбаться. У кабины стояла Петра Венд. В леопардовой шубе.
5
Она была похожа на клоуна: смертельно белое лицо, густо намазанные губы, синие тени вокруг глаз. На живого человека она походила мало.
В ее голосе звучал металл:
— С этого момента вы делаете только то, что я скажу, Пауль. Вам понятно?
Я не ответил. В зале было еще несколько человек, но на нас никто не обращал внимания. Служащий кричал из окошечка:
— Кабина три, оплатите, пожалуйста, разговор!
Петра сказала:
— Стенки такие тонкие. Я слышала каждое слово.
— Вы за мной следили…
— Часами, днями напролет, Пауль… — Теперь она улыбнулась, улыбка больше походила на оскал.
— Кабина три! — раздраженно кричал служащий.
— Извините…
— Где вы ходите? С вас еще пятьдесят четыре шиллинга.
— Это моя вина, — сказала Петра. — Это я задержала господина. Извините, пожалуйста.
Я заплатил.
— Идемте, — уцепила меня Петра под руку.
— Куда?
— К вам в отель.
Так, под руку, мы вышли из здания почтамта, прошествовали по снегу через мясной рынок к Ротентурмштрассе. Нас можно было принять за влюбленную парочку.
— Я так и подумала, что вы отвезете Сибиллу в Баварию. Это было самым разумным.
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Ах, оставьте! — Сейчас ее голосок звучал ласково, она мурлыкала, как кошка. — У нас мало времени. Хочу, чтобы вы поняли, я полна отчаянной решимости.
— Решимости на что?
— Если вы хоть на мгновение оставите меня, если хоть раз не выполните то, что я велю, я вызову полицию и выдам, где находится Сибилла. Вы понимаете меня, Пауль?
— Нет.
Она вдруг резко отпустила мою руку и развернулась.
— Куда вы?
— В полицию.
— Остановитесь! — Я схватил ее и притянул к себе.
— Уже лучше, — сказала она. — Намного лучше. А теперь отпустите меня, мне больно.
Я отпустил.
— Предложите мне снова вашу руку.
Я предложил.
— А теперь идемте к вам в отель. Я хочу немного выпить и в спокойной обстановке прояснить вам ситуацию, в которую вы попали, — сказала она.
— Я не понимаю ни слова…
— Не начинайте заново, Пауль! Я ведь тоже всего лишь человек.
6
Через полчаса после того, как я покинул отель, я снова сидел в большом уютном холле отеля «Амбассадор». Петра напротив меня. Подошел официант.