Шрифт:
Я встал и пошел за Петрой на кухню. Я хотел помочь ей со льдом. На кухне никого не было.
— Петра!
Никакого ответа.
В ванной тоже никого. По белому кафельному полу я прошел мимо ванны к двери в спальню.
В спальне горел ночник. Петра лежала на постели. У нее было пропорционально сложенное белое тело. Большие груди с розовыми сосками, длинные ноги, стройные бедра и широкий таз. Она была совершенно голой и смотрела на меня пристально.
— Иди ко мне, Пауль, — прошептала она.
36
На главпочтамте в Вене переговорный пункт работал круглосуточно, это я знал. По-прежнему мело, когда я вылез перед высоким зданием из такси, на котором доехал от дома Петры до города.
— Обождите, — сказал я шоферу.
Прямо по сугробам я зашагал к освещенному входу. На улице не было ни души. Только снег все валил и валил. В некоторых местах я проваливался по колено.
Почтовый служащий был стар. Он беспрестанно зевал.
— Что вам угодно?
Я сказал, что мне угодно.
— Присядьте!
В помещении были только маленькие табуреты. Они были привинчены к полу перед столиками. Кроме меня и служителя, здесь находилось еще семь человек. Все семеро были бедняками, и все семеро спали. Пятеро — на табуретах, положив голову на стол, двое — стоя в обнимку с трубой центрального отопления у входа. Спать под мостом сейчас было слишком холодно.
— Вас соединили. Кабина один, пожалуйста!
Я зашел в кабинку и снял трубку. Послышался голос ночного портье. Я попросил свою жену. Я решил звонить только с почтамтов и никогда из отеля.
— Алло… — голос Сибиллы звучал очень близко, и очень громко, и очень сладко.
— Извини, что заставил тебя долго ждать.
— Ничего, я читала. Как у тебя дела?
— Хорошо, — ответил я.
Через окошечко кабинки я заметил, что на почту зашел полицейский. Я испугался, но потом сообразил, что его волновали только безработные. Он их будил, одного за другим. Очевидно, спать на переговорном пункте строго запрещалось. Сидеть и стоять было разрешено. Бездомные сидели и стояли, безразличные ко всему, только пытались не закрывать глаза.
— Как долго ты еще пробудешь в Вене?
— Пока не знаю.
— Ты видел Петру?
— Да, — ответил я.
Теперь полицейский занялся теми двумя у трубы. Он потребовал у одного из них паспорт.
Я сказал:
— Я провел этот вечер с Петрой.
Молчание.
— Я прямо от нее. Не думаю, что она доставит нам неприятности.
Сибилла по-прежнему молчала. В трубке слышались только шорохи на линии.
— Сначала она вела себя вежливо и прилично. Потом напилась и потребовала, чтобы я с ней спал.
— И?
— Я тоже был слегка пьян. Я не хотел нажить себе врага. В нашей ситуации это было бы неразумно…
Полицейский вернул документы и вышел из здания. Семеро тут же погрузились в сон.
— Ты спалс ней?
— Я пытался.
— О! — произнесла Сибилла и снова надолго замолчала. А потом начала хохотать. — Извини, Пауль!
— За что? Это, конечно, смешно, особенно теперь, когда об этом вспоминаешь. Любовь вообще — самое смешное на свете. Я имею в виду не подлинную любовь.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Пауль.
— Думаю, ничего не получилось из-за того, что я все время думал о тебе.
— Наверное. Я очень тронута, Пауль. — Она говорила вполне серьезно.
— Мужчинам вообще это не так просто, как женщинам.
— Да, бедняжка. А как реагировала Петра?
— Она сказала, что это все из-за виски и чтобы я не переживал. Она тоже не будет.
— Ты сейчас снова к ней?
— Нет.
— Ты еще будешь с ней встречаться?
— Не знаю, может быть. Мы не договаривались. Она сразу заснула.
— Пауль, я скучаю.
— Я тоже.
— Если вы с ней снова увидитесь, у вас снова дойдет до этого?
— Нет.
— Поторопись. Пожалуйста, поторопись. Возвращайся скорее ко мне.
— Да.
— Я люблю тебя.
— А я тебя, родная.
— Я тебе должна еще кое-что сказать.
— Да.
— В последнее время у меня за чтением постоянно болела голова. Сегодня я спустилась вниз к глазному врачу. Мне надо заказывать очки.