Поэтический мир прерафаэлитов
вернуться

Теннисон Альфред
Шрифт:
Dante Gabriel Rossetti JANE MORRIS (THE BLUE SILK DRESS) Oil on canvas. 1868 The Society of Antiquaries, Kelmscott Manor Collection, London
Данте Габриэль Россетти ДЖЕЙН МОРРИС (СИНЕЕ ШЕЛКОВОЕ ПЛАТЬЕ) Холст, масло. 1868 Общество любителей старины, Собрание Келмскотт-Мэнор, Лондон

X

ПОРТРЕТ

Любовь благая, кладезь доброты! Молю: пусть образ госпожи моей В сиянье кисть оденет, пусть сильней Проступит сущность на холсте, а ты Открой адепту высшей красоты Помимо взгляда, полного огней, И той улыбки, что волны резвей, Ее души небесные черты. Свершилось! Бледный лоб и нежный рот, Таящий поцелуев обещанье, Глаза, что вглубь провидят и вовне… Ее лицо есть храм, и кто придет К нему (твое, Любовь, благодеянье!) Чтоб любоваться ей, придет ко мне. Перевод В. Окуня

XXII

HEART’S HAVEN

Sometimes she is a child within my arms, Cowering beneath dark wings that love must chase, — With still tears showering and averted face, Inexplicably filled with faint alarms: And oft from mine own spirit’s hurtling harms I crave the refuge of her deep embrace, — Against all ills the fortified strong place And sweet reserve of sovereign counter-charms. And Love, our light at night and shade at noon, Lulls us to rest with songs, and turns away All shafts of shelterless tumultuous day. Like the moon’s growth, his face gleams through his tune; And as soft waters warble to the moon, Our answering spirits chime one roundelay.

XXII

ГАВАНЬ СЕРДЦА

Порой она ко мне ребенком льнет, Вдруг оробев пред тенью темных крыл, И плачет горько, если устрашил Мираж неясных бедствий и невзгод. Порой ее объятья — мне оплот: Незыблемый заслон от черных сил; Меня хранит, смиряя буйный пыл, Всех чар превыше — сладкий приворот. Любовь — наш свет в ночи и полог в зной, Баюкает нас песней, стрелы дня Отводит прочь, от бурь мирских храня; Как лунный лик, мерцает в час ночной, И как звенят фонтаны под луной, Звучит наш гимн, нам души единя. Перевод С. Лихачевой

XL

SEVERED SELVES

Two separate divided silences, Which, brought together, would find loving voice; Two glances which together would rejoice In love, now lost like stars beyond dark trees; Two hands apart whose touch alone gives ease; Two bosoms which, heart-shrined with mutual flame, Would, meeting in one clasp, be made the same; Two souls, the shores wave-mocked of sundering seas: — Such are we now. Ah! may our hope forecast Indeed one hour again, when on this stream Of darkened love once more the light shall gleam? — An hour how slow to come, how quickly past, — Which blooms and fades, and only leaves at last, Faint as shed flowers, the attenuated dream.
Dante Gabriel Rossetti HOW THEY MET THEMSELVES Watercolour. Circa 1860–1864 Fitzwilliam Museum, Cambridge
Данте Габриэль Россетти КАК ОНИ ПОВСТРЕЧАЛИ САМИХ СЕБЯ Акварель. Ок. 1860–1864 Музей Фицуильяма, Кембридж

XL

РАЗДЕЛЕННЫЕ ДУШИ

Две немоты, разъятые стеной, Что общий голос обрести могли; Глаза во тьме от милых глаз вдали, Как звезды посреди глуши лесной; Рука, разъединенная с рукой, Сердца в огне, пылающие врозь; Тела, которым слиться не пришлось, Как берегам над бездною морской, — Всё это мы… О, если б только раз Вновь озарилась гуща темных крон, И был немой любви дарован он — Час долгожданный, быстролетный час, Что тает вмиг и век тревожит нас, Как палая листва, как смутный сон. Перевод А. Круглова

LIII

WITHOUT HER

What of her glass without her? The blank grey There where the pool is blind of the moon’s face. Her dress without her? The tossed empty space Of cloud-rack when the moon has passed away. Her paths without her? Day’s appointed sway Usurped by desolate night. Her pillowed place Without her? Tears, ah me! for love’s good grace, And cold forgetfulness of night or day. What of the heart without her? Nay, poor heart, Of thee what word remains ere speech be still? A wayfarer by barren ways and chill, Steep ways and weary, without her thou art, Where the long cloud, the long wood’s counterpart, Sheds doubled darkness up the labouring hill.

LIII

БЕЗ НЕЕ

Что без нее мой дом? Шалаш кривой, Где зябнущий укрылся сирота. Что платье? Скомканная пустота, Клок облака, покинутый луной. Что зеркало? Погасший рай земной, Где ныне беспросветность разлита. Кровать? Ночей бессонных маета И разговор с холодною стеной. Что сердце без нее? Пустых небес Беззвездная, бессолнечная мгла, Дороги одинокой кабала, Когда и месяц за горой исчез, И туча длинная далекий лес Двойною темнотою облегла. Перевод Г. Кружкова

LIX

LOVE’S LAST GIFT

Love to his singer held a glistening leaf And said: ‘The rose-tree and the apple-tree Have fruits to vaunt or flowers to lure the bee; And golden shafts are in the feathered sheaf Of the great harvest-marshal, the year’s chief, Victorious Summer; aye, and ’neath warm sea Strange secret grasses lurk inviolably Between the filtering channels of sunk reef. All are my blooms; and all sweet blooms of love To thee I gave while Spring and Summer sang; But Autumn stops to listen, with some pang From those worse things the wind is moaning of. Only this laurel dreads no winter days: Take my last gift; thy heart hath sung my praise.’