Шрифт:
Появились часовой и еще двое в пончо.
– Завтрак принесли, – вздохнул Рябой.
– Думаешь, сегодня кончим?
– Надо еще делегатов от Уануко дождаться.
– А дон Хенаро где? – обратился Хромой к одному из жителей Ярусиакана.
– Явится нынче.
– Он же вчера обещал.
– Не так-то это просто.
Горемыка затянул поплотнее шарф. Пососал остаток сигареты.
– Полицейские учуяли – что-то готовится, – объяснил он. – Каждый День прибывают сыщики из Лимы. От Хенаро они не отстают ни на шаг. Знаете, что удумали? Неделю тому назад нарядились двое сыщиков, будто они крестьяне. Выбрали таких, что говорить умеют по-нашему…
Опять включили приемник:
И именно сейчас люди всех континентов, всех рас и цветов кожи поднимаются против империализма…
– Не работает больше, сели батареи, – извиняющимся тоном проговорил Хромой.
– Нарядили в шерстяные плащи да в пончо и сунули в тюрьму в Серро, чтоб они там поговорили с арестованными, вроде как свои, да разнюхали бы. А чтоб арестованные не сомневались тюремщик этих сыщиков стукнул пару раз. Вот как ловчат! Ну, там в тюрьме дон Ремихио Вильена обретается, земляк мой. Он сразу разобрался, что к чему, и другим знак дал: молчите, Дескать, ничего не отвечайте…
– А вот и наш доктор Хенаро Ледесма идет!
Глава двадцать девятая
о том, как пришлось потрудиться Исааку Карвахалю накануне великой битвы, ибо и в Янакоче нашлись трусы
Отставной сержант Атала, кум судьи Монтенегро, явился в селение Вилкабамба с тремя бочонками водки и уговорил членов общины. Решили они поладить с судьей; Атала пообещал им от его имени участок, на который претендовала и Янакоча. Водка свое дело сделала – надумали жители Вилкабамбы подать в суд на Янакочу. В Янакоче упали духом.
– Придется отложить выступление. Не под силу нам бороться одновременно и с полицией, и с Вилкабамбой, – сказал Теодосио Рекис.
– Что надо от нас жителям Вилкабамбы?
– Не сможем мы воевать на два фронта. Отложить надо выступление, – настаивал Рекис.
– Сколько лет ждали, так трудно было уговорить людей. Если сейчас их остановить, больше уж никогда не поднимутся, – сказал Исаак Карвахаль. В этот день он надел свою старую сержантскую гимнастерку.
– Это верно, и говорить нечего. Выступать надо, – сказал Ригоберто Басилио.
– Триста всадников уже выступили из Вилкабамбы, – сообщил Сиприано Гуадалупе.
– Скоро ли Агапито появится?
– Он уже в пути.
– Я за то, чтобы начать переговоры с жителями Вилкабамбы, – заявил Рекис.
– Тяжкая ответственность ляжет на нас, – сказал учитель Сото.
– Рабство еще тяжелее, – гневно отвечал Басилио.
– Отложим выступление на восемь дней, а за это время договоримся, – предложил де ла Бега.
Исаак Карвахаль сидел, понурив голову. Он предчувствовал худое. Наконец поднялся.
– Я за то, чтобы начать выступление и одновременно переговоры. Выберем комиссию для переговоров с Вилкабамбой. А все прочее пусть идет как намечено.
Никогда еще не бывало такого вечера летом. Потом они поняли – так и следовало, ибо серый этот вечер был предвестником роковой ночи. Площадь наполнилась людьми.
– Вилкабамба приближается, хочет напасть на нас. Почему мы должны рисковать своей жизнью ради арендаторов «Уараутамбо?» – кричали они.
– Правильно!
– Зачем нам это надо?
– Вот увидите – арендаторы из поместья продадут нас. Не выступят, а мы ни за что ни про что пропадем либо в тюрьму сядем.
– Что мы выиграем в этой войне? Отвечай, мошенник! – крикнула Теодора Кондор прямо в лицо главе общины Карвахалю.
– Свободу, донья Теодора.
– Свободой сыт не будешь. А родственников в «Уараутамбо» у меня нет.
– У меня тоже нет родных в поместье. Пока «Уараутамбо» цветет да кровь пьет, добра не будет.
Максимилиана Марин подскочила к Исааку Карвахалю.
– Бессовестный! Ты зачем мужа моего с толку сбиваешь? Заставляешь идти, а он ведь не хочет! Завтра прольется кровь. Умрешь ты – одним негодяем станет меньше на свете, а вот кто ответит за гибель моего мужа?
– Поймите же, донья Максимилиана…
– Если моего мужа убьют, я буду кормить детей твоей кукурузой, дом у тебя отниму! Знаю я вас! Главари! Дураки побегут вперед, а вы за их спинами все попрячетесь.
Женщины продолжали бранить Карвахаля.