Шрифт:
Сильф
Ни тут и ни там –
Я лишь перелив,
Ни мертв и ни жив –
Потеха ветрам!
Ни там и ни тут –
Ни духа, ни тела,
Чуть только вздохнут –
И кончено дело.
Ни нечет ни чет?
В точнейший расчёт
Ошибку подкину!
И виден и нет –
Как грудь, я одет
В двойную холстину!
Вкрадчивый
Излуки, извивы
Таинственных нот.
О сколь прихотлива
Наука длиннот!
Клоню я куда?
Ужели не ясно?
Не будет вреда,
Хотя и опасно.
(Пьянящий избыток
Всех с толку собьёт –
Пусть, гордая, пьет
Веселый напиток
И нетерпеливо
Ждёт ноту из нот.)
Излуки, извивы
Я вью прихотливо.
Мнимомертвая
В смиреньи, с нежностью, над мраморной плитой,
Бесчувственною чернотой,
Там, где усталые твои благоволенья
Прядут из теней тьму забвенья,
Склоняясь, падаю, проваливаюсь в тьму,
В подземный мрачный склеп, в холодную тюрьму,
B стесненье тленное, над прахом цепенея…
Вдруг мнимомертвая – какая сила с нею? –
Дрожа, язвит мне грудь, пронзив немую твердь,
И тянет из меня сияющую смерть,
Что жизни прожитой ценнее.
Попытка Змея
Мне ветка яблони что зыбка
Ее змеею обовью.
И, щеря зуб, моя улыбка
Пойдет одна бродить в Раю.
Окутан кожею нагольной
Главой качаю треугольной,
Язык – раздвоенная нить…
Я зверь, но, как меня ни кутай,
Все острие ума не скрыть!
Мой яд сильнее, чем цикута!
Разнежусь, кольца завивая,
Я смертным страшен! Полон сил,
Я чуть сейчас, во всю зевая,
Пружины не перекосил!
Лазурь мне блеска добавляет –
Ведь Змей, что суть мою скрывает,
Как зверь, бесхитростен и прост.
Явитесь, люди, предо мною!
Необходимостью стальною
Во весь пред вами встану рост!
Смерть скрыта золотом багровым –
О Солнце, ты – случайный всплеск!
Все живо здесь твоим покровом,
Но западня твой лживый блеск!
Под этой маскою надменной
Тщета скрывается Вселенной,
И знает мудрая Змея:
Пусть сердце бьётся легковерно –
Средь чистоты Небытия
Наш мир – лишь мелкая каверна!
Всех сущих сковываешь сном
Правдоподобно пасторальным,
И, провожая их огнём,
Ты звоном будишь их хрустальным,
Смеясь, химеры создаешь
И взору зримое даешь,
Над вечностью взмахни крылами!
Обман твой вновь меня пленил,
Ты душу смутно осветил,
О Царь теней, чье тело – пламя!
Тепло звериное пролей! –
В него вползу с холодной ленью.
В натуре свившейся моей –
В тепле мечтать о преступленьи.
Мне этот угол сада мил
Тут утолился плотский пыл…
Тут ярость славно так клокочет,
Мы тут советуемся с ней,
Тут, в кольца заплетаясь, Змей
Свои заклятия бормочет.
Зов пустоты – начальный повод!
Творец светящийся эфир,
Как голос свой, как первый довод,
Возжег – и распахнулся мир!
Бог совершенную монаду
Разрушил, разорвав преграду
Столь надоевших вечных век,
На брызги раздробил криницу,
На мириады – единицу,
Ничто в вещественность облек!
И Твердь и Время – заблужденье!
Разверзшаяся полынья,
В исток внезапное паденье –
Всполох среди небытия!
«Я! Я!» – грохочет Первослово,
Нет! Собеседника иного
Безумному Творцу не знать!
Средь звезд я первый! Есмь! Пребуду!
Соблазнов гаснущую груду
Огнями озарю опять!
Твой свет люблю я исступлéнно!
Твой ненавижу ореол!
Твоею волей я Геенну
В свое владенье приобрел!
Как в зеркало, в мой сумрак глядя,
Ты видишь гордость черной глади,
Где похоронен образ Твой,
Исполнен Ты таким страданьем,
Что глина под Твоим дыханьем
Отчаянья исторгнет вой!
Напрасно все же в этом иле
Двух простецов Ты замесил,
Чтоб ежедневно Богу Сил
Они молитвы возносили.
Едва на солнце ил подсох
Я к ним подполз: мол, ах да ох!
И ну шипеть свои глаголы:
Новоприбывшим, мол, я рад!
Мне белыши ласкают взгляд!..
Да вы же… совершенно голы!
Как гнусно вы Ему подобны,
Мерзит мне самый ваш замес!
О, как я ненавижу злобно
Творца сплошных недочудес!
Я Тот, кто вносит исправленья
В несовершенные творенья!
Великий Мастер миражей
Исправит недосотворенных,
И в двух рептилий разъяренных
Бесцветных обратит ужей!
Я в самом сокровенном месте
Души их, действуя с умом,
Расшевелю орудье мести,
Что создано Его трудом!
Пускай Он в вышних и овамо
Доходят только фимиамы,
Но и пределов звездных кущ
Достигнет смутная тревога,
Родив сомнение у Бога
Что он велик и всемогущ!
Верчусь и вьюсь я в склизкой коже,
Чтоб прямо в сердце проскользнуть,
Видал ли кто такую грудь,
Чтоб были сны в нее не вхожи?
И кто б кем ни был, разве я
Не есмь любезная змея
Души, самой собой любимой?
Ее глубинный я искус,
Ее неповторимый вкус,
В самой себе лишь находимый! .
Я Еву давеча врасплох
Застал в раздумье погруженной –
Застыв, ловила каждый вздох
Живыми розами рожденный,
Сверкала смелой белизной,
Ни человек, ни жар дневной
Не страшен был холоднокровной
С душой совсем еще тупой,
Душой бескрылою, со словно
К земле приросшею стопой.
О ты, прекраснейшая груда
Наверно вызнанной цены!
Не уступаешь ты покуда
Усилья не применены.
Чтоб были все покорены
Довольно чтобы ты вздохнула –
Сильнейших круто ты согнула,
Чистейшие – теперь грешны …
А я… до самой глубины
Ты и вампира всколыхнула.
В густой листве лежу на страже,
А между тем средь болтовни
Рептилия и в птичьем раже
Сплела ячеи западни.
Ты мною выпита, но сладко
Мне наблюдать тебя украдкой.
Уснул я, глаз уставив свой
В волос твоих златые волны,
В затылок твой, как будто полный
Секретов прелести глухой!
Здесь воздух весь пропитан мной…
Змеиных мыслей ароматы
В сцепленьях вьются, неразъяты,
Маня лукавой глубиной.
Тебя смутил я новизной –
И плоть решилась без возврата,
Хотя ей чуть и страшновато
Стоять над этой крутизной…
По знакам всем – готов ручаться –
Недолго ей сопротивляться!
(Гордящаяся простота –
Замысловатейший предмет!
Очей невинно-ясный свет,
Безмыслие и чистота
Хранят – надежнее щита.
Создать случайность – вот секрет,
Искусства изощренней нет,
Им будет дверца отперта.
Моё тут нужно мастерство –
С ним Змея сродно естество!)
Итак блестящей струйкой слюнной
Систему легкую сплетём –
Опасный план для Евы юной –
Пускай запутается в нём!
Пойдут по жертве волны дрожи,
Мой шелк тяжёл для нежной кожи –
Привычна ей лазурь одна!
Не вынесет прозрачной дымки,
Что будет мною сплетена
Из прочной нити-невидимки.
Раззолоти, язык, наи-
Приятнейшие изреченья,
Остроты, умозаключенья,
Намеки, выдумки свои.
Пускай все эти средства вместе,
Приправлены крупицей лести,
Ее паденье повлекут.
Уклонам гибельным покорны,
Пусть синие ручьи стекут
С небес в глубокий омут черный!
О сколько я необычайной
Тончайшей прозы кружевной,
В пушистый лабиринт ушной
Забросил, словно бы случайно.
Не пропадет – я думал – даром,
Коль сердце медлит так с ударом!
Мое назойливое слово,
Как шмель у венчика цветка,
Звенит у уха золотого,
Победа – знаю я – близка!
И дышит жарко ей змея:
Божественное Слово лживо!
Боится Старый очень живо,
Науки быстрой острия!
Сей спелый плод – мечта твоя,
Старик её отнял ревниво –
Мол, будь покорна и стыдлива.
Но ты же, Ева, не пуглива:
Расплав тут чистый бытия –
Кусни – и будущее живо!»
Она впивала – я же пел,
Свивали сеть мои напевы,
И взгляд ее, упав на Древо
Уже загадочно темнел…
Ведь тот, кто громче всех умел
Смеяться над твердыней чистой,
О, ты грешнейшее из тел, –
Был гласом в тьме зеленолистой!..
Строга стояла и важна,
Но все же слушала она!
Ты слышишь ли в своей алчбе
Страстей запретные призывы? –
Украв, пустил я по тебе
Любви горячие извивы!
Теперь он наш – небесный дар,
Он тоньше, слаще, чем нектар…
Ты, Ева, вся уже пылаешь –
Вот яблоко. Бери же, на!
На то рука тебе дана,
Чтоб брать все то, что пожелаешь!
Всего-то взмах ресничный взмыл,
Я ощутил ее дыханье
И тени легкое касанье…
Свисти!.. Свисти! – все говорил
Второй, но вдруг, как столб, застыл –
И пробежало содроганье
По всей длине змеиных жил,
И ярко вспыхнуло сознанье,
Как гребня моего берилл,
И ужас нас волной накрыл.
Вот и конец всей долгой муке!
Пусть робкий шаг босой стопы,
Что сделан к новой был Науке,
Продлится топотом толпы!
Так дышит мрамор, гнется злато!
Пусть дрожью белыши объяты
Перед разверзшимся жерлом –
Колеблется Великий Случай,
И с очевидностью могучей
Согласье выпало «орлом»!
Разнообразью предложений
Поддайся, плоть, и согреши!
Пусть жажда перевоплощений
– Как эти позы хороши! –
Пробудит хоровод движений
Вкруг Древа Смертного в тиши!
Не ведай, милая, сомнений,
Не думай, знай себе пляши!
Для радостей и наслаждений
Не нужно лишних рассуждений!
Безумен, впрочем, я вполне,
Бесплодно это начинанье –
Гляди, по всей ее спине
Идет волна непослушанья!..
Открыв ей суть существованья
И показав Добро и Зло,
Все Древо вещее Познанья,
Ожив, в неистовство пришло,
И к солнцу ветви воздевает,
И сны священные впивает!
О Древо, Древо всех дерев,
Твой рост неудержим высокий!
Ты ищешь потайные соки,
Во сне глубоком обмерев.
Сколь страшные переплетенья,
Какие сгустки черной тени
Ты в небеса по жилам шлешь,
Что в утро выйдут ароматом,
Росой и голубем крылатым!..
А ты все дремлешь и поешь!
Сокровищ, скрытых в глубине,
Певец и потайной Искатель!
В навеянном тобою сне
Забылся с Евой Змей-мечтатель.
Ты, Древо, в буйной тяге знать
Растешь, чтоб лучше увидать ,
В ответ на зов своей вершины.
Но, в звездном золоте огней
Купая лес своих ветвей,
Корнями – рвешься ты в глубины!
О Древо, твой могучий рост
Дает безмерность мирозданью,
И от могил до вышних гнезд
Ты ощущаешь ход Познанья!
Но Мастер шахматной игры,
Пытаясь скрыться от жары,
В твоих ветвях играет в прятки!
Он взглянет – все идет вразброд!
Сейчас он тут обронит плод
Отчаянья и беспорядка!
Свищу себе я, мудрый Змей,
Раскачиваюсь в поднебесье.
Печали торжество моей
Со славой Божьей – в равновесьи!
Надежда в песенке звучит –
Пускай познанья плод горчит –
Пылают жаждой дети ила!..
То жажда древняя твоя,
Она до Жизни разъярила
Всесилие Небытия!
Гранаты
Нет, не тяжелого граната,
Зернистая, вспухает плоть –
То мысли рвутся расколоть
Чело высокое Сократа!
О, если в августовский жар
Разверзся на две половины
Упрямый плод, и все рубины
Вдруг показал надменный шар,
И если с силой небывалой
Вдруг брызнул сок наружу алый,
Перегородки сокруша,
И хлынул свет из тьмы разбитой –
Пусть верность сохранит душа
Своей архитектуре скрытой.
Потерянное вино
Вино я пролил в океан
(не помню уж в каком краю)
И драгоценной влаги гран
Пожертвовал небытию…
Ведом ли промыслом я был?
Чем оправдать потерю мог?
Не думал ли, что кровь я лил,
Средь сердца горестных тревог?
Зарделось облачко тумана
В хрустальном лоне океана –
И вновь прозрачна глубина…
Но в волнах, хмелем упоенных,
Вдруг пляска стала мне видна
Фигур глубоко потаенных…
Внутренний мир (intérieur)
Пред тем как в зеркало прозрачное вернуться
Рабыня под цветком сменяет воду в блюдце
И щедрым манием руки своей потом
Впускает женщину в пустынный этот дом,
И чинно бродит та меж взглядов, как живая,
Рассеяности их стекла не разбивая.
Так в линзу входит луч – ее он не сожжет,
И разум чистоту свою убережет.
Кладбище над морем
Спокойствие, где парусники реют,
Среди ветвей могильных пиний мреет.
Притинный зной из огненных кругов
Вновь воссоздал сияющее море,
Мысль обрела награду в долгом взоре,
Что обращён к бесстрастию богов!
О что за блеск! Работой тонкой света
Из легких пен гранятся самоцветы!
Там тишина сгущается в кристалл,
Там Солнце спит, покоясь средь вселенной
И – следствия причины неизменной –
Мерцает Час и Сон – Познаньем стал.
Сокровище! Прозрачный храм Паллады!
Отвесная высокая громада!
О мой покой, зеница всех зениц!
В каком огне твой сон себя скрывает!
Возрос в душе твой купол и сияет
Чешуйками несметных черепиц!
Храм Времени простому вздоху равен
И я встаю, с простором равноправен,
И море спит в спокойствии своём,
Мой взор им полн: и он – бесстрастно, словно
Им дар богам приносится верховный,
Презрением наполнил окоём.
Как сладкий плод, с весельем претворенный
Во вкус во рту, ликует, растворенный,
Из формы прочь выскальзывая в смерть,
Я чую дым костра последней требы –
А в вышине – душе сожжённой небо
Поет, что в гул преобразилась твердь.
Смотри же, твердь, на чудо перехода!
Покину я и гордый ум и годы
Неделанья, в которых крылась мощь,
Средь этого – всё взявшего – свеченья
Я проберусь, полупрозрачной тенью,
Под вечный свод, во мглу летейских рощ.
С душою, тьме открыто предстоящей,
Отвесный свет, безжалостно палящий,
Я выдержу, о дивный мой Судья,
И возвращу наверх незамутнённым.
Теням блуждать под небом раскалённым
– Мрачнейшая повинность бытия.
Лишь для себя, там, где-то в средостеньи,
Где прячется исток стихотворенья
Меж проблеском и полной темнотой,
Все эха жду я в тишине безмерной
И горестно печальная каверна
Звучит в душе грядущей пустотой.
О, в мнимый плен захваченный ветвями,
Сжигающий завесы над глазами,
Открой, Залив, блистающий секрет –
Чье тело вниз меня влечет так сильно?
Чей клонит лоб его к земле могильной?
Лишь искорка блеснула мне в ответ!
Заклят, забыт, сияньем бестелесным
Исполнен весь, открыт лучам отвесным
Клочок земли – одно из лучших мест.
Здесь мраморы трепещут над тенями,
И пинии склоняются ветвями,
Могилы спят, и море спит окрест.
О, Гончий Пёс! Пусть идолопоклонник
Уходит прочь! Я, одинокий конник,
Пасу своих таинственных овец!
Стада могил кругом меня белеют –
Пусть ангелы приблизиться не смеют!
Пустые сны, развейтесь наконец!
Придя сюда, Грядущее – лениво.
Сухую пыль Кузнец скребёт пугливо,
Все выжжено, и в невесомый шум
Обращено невесть какой украдкой.
Ничто – пьянит, и горечь стала сладкой.
Жизнь – широка, и прояснился ум.
В такой земле и мертвецам посуше
Им здесь тепло, их тайны стали глуше…
Вершина дня, пылающий зенит,
Недвижная златая диадема,
Сама себе довлеющая немо,
Меня в себе движением таит.
Лишь я её вмещаю беспокойства!
Моя тоска, привязанности, свойства –
Лишь трещинки в тебе, Большой Алмаз!
В ночи своей – под мраморами, в яме –
Слепой народ, сплетается с корнями,
На стороне Твоей он в этот раз.
Растаяли в провале онемелом,
Средь красных глин побыв бульоном белым…
И чудо – жить! – ушло от них к цветам!
Где их душа? Излюбленные фразы?
Особый блеск? Теперь им оба глаза
Покрыла тьма, и черви вьются там.
Притворный визг притиснутой девицы,
Сверканье глаз, намокшие ресницы,
Отдавшийся полуоткрытый рот,
Упорный пыл и жаркие приливы,
И бедра, вдруг сведенные стыдливо,
Землёю став, ушли в круговорот.
А Ты, Душа, питаешь ли надежду,
Что Вечный Сон пременит лишь одежду
Злачёных волн, которой жизнь пестра?
Ты будешь петь, став с облаками схожей?
Святая страсть, пожалуй, смертна тоже –
Жизнь расползлась. Иди, Душа, пора!
Бессмертия мне чёрный образ страшен,
Он лаврами и золотом украшен,
Но станет смерть ловушкою для всех!
Что кажется манящей грудью млечной –
Святой обман: за жизнью быстротечной
Пустых глазниц раздастся жуткий смех!
О пращуры, что жили здесь когда-то,
Надежно вы засыпаны лопатой,
Помеха нам – ваш холмик земляной.
Вот – истина, вот – довод настоящий:
Голодный червь, во тьме ночной не спящий,
Он жив, он здесь, он за моей спиной!
Кто он? Любовь? Иль самоотрицанье?
Столь близок он, что всякое названье
Тут подойдет! Бессонно я лежу,
И он подполз, примерился, вцепился!
Ему я люб: о, он мне не приснился
Я целиком ему принадлежу!
Зенон! Зенон! Не ты ли, разъярённый,
Послал в меня стрелою оперённой?
Недвижная, летит она, звеня!
Все создал звук, стрела же всё убила –
Со скоростью стоящего Ахилла
Хелоны тень преследует меня!
Нет! Нет! Вставай! И в будущую эру!
Все формы прочь, отмерь иную меру!
Соленый ветр, войди мне снова в грудь!
Как свежестью сейчас пахнуло с моря!
Как пенный вал вскипает на просторе,
Родись, душа, очнись и снова будь!
О, Океан! О, гений в огневице,
О, солнечный кумир тысячелицый!
О, скопище пятнистое пантер!
О Гидра гидр! Восстань же, нависая,
Блестящий хвост сама себе кусая!..
Все замерло!.. И ветер новых эр
Поднялся вдруг! И жизнь – передо мною!
Встаёт, ревёт, и в скалы бьет волною!
И в пене брызг не видно уж земли!
Покоя нет! Сверкает гневом око!
И книга вновь распахнута широко!
И в пропасть с волн ныряют корабли!
Тайная Ода
Как славно сладостным паденьем
Во тьму забвения вернуться,
Оттанцевать и с наслажденьем
Во мху всем телом растянуться!
Лоб – в каплях пота, на него,
Cверкая, лег нездешний свет.
Неповторимо торжество –
И мига праздничнее нет!
Пусть тело в схватке с Геркулесом
За чудом чудо совершало –
Упало наземь тяжким весом
И грудой розовою стало!
Горит над спящим звездный строй,
Ты будешь медленно разъят –
Равно и Гидра и Герой
Вселенной вечной предстоят…
Телец! Возничий! Андромеда!
Какие формы Постоянства
Души высокая победа
Пустому придает Пространству!
Созвездьем на небе зажжён
Теперь ты Зверь иль светлый бог!
И всевселенски возглашён
Деяний блещущий итог!
Гребец
Усилье весл меня уносит вдоль излуки
И вырывает прочь из власти берегов,
Идет по глади строй размеренных кругов,
И тяжелы души натруженные руки.
Пускай вокруг меня листва горит в огне –
Я взмахом этот мир блестящий разбиваю,
Гляжу рассеянно и тихо напеваю,
И тонет небосвод в медлительной волне.
Какая тишина застыла над рекою,
В разводах на воде, в сплетении ветвей…
Плыви, моя ладья! Сомни, сотри, развей
Воспоминание великого покоя.
Очарованья дня! Бунтуя, никогда
Никто не мучил вас доселе столь жестоко.
Из детства вырванный, я вновь иду к истоку,
Где даже от имен – ни звука, ни следа.
Борюсь я с нимфою, огромной, протяженной
Что не дает мне плыть, сковав и изнурив.
Разбив холодный плен, медлительный порыв
Сумеет совладать и с властью обнаженной.
Как будто тайный звук текучих этих вод
Завесой жизнь мою окутывает чудно,
И радость древняя вступает безрассудно
В потока мерный шум и волн извечный ход.
Под сводами мостов, плыву я, леденея,
Где ветер кружится и воет от тоски,
Мой лоб они берут в тяжелые тиски
Но ость надменная той тяжести сильнее.
Их ночь все тянется. Склоненьем головы
Я уступаю им и прикрываю веки.
И в каменную стынь ныряю я навеки
К презренью хладному бесплодной синевы.