На деле, примеров уничтожения чекистами как ответственных работников колчаковской власти, так и рядовых чиновников и военнослужащих вполне достаточно. Невозможно игнорировать и крайне распространённый на Алтае «красный бандитизм», проявлявшийся в бессудном истреблении представителей и сторонников белых властей. «Жизненной агрессии» в Сибири было более чем достаточно. Для модных ныне психоаналитических штудий гражданская война — хороший материал, но серьёзные выводы о масштабности и накале репрессий требуют анализа широкого круга источников, а не механической подгонки фактов из рассекреченных документов под категории пассионарности, диктата и пр.

Недостаточный уровень изученности проблем истории ВЧК-ОГПУ Сибири виден и на примере работы В.И. Исаева и А.П. Угроватова [21] , рассматривающей органы госбезопасности в общей системе правоохранительных структур региона. Авторы сообщают немало очень ценных сведений, но, к сожалению, повторяют ряд устаревших оценок истории ВЧК-ОГПУ. Не отрицая факта ликвидации большевиками правового государства, указанные историки относят органы советской политической полиции, сами себя именовавшие карательными, к правоохранительным органам [22] . Сочувственное цитирование фразы Дзержинского «Законность для нас первая заповедь» (с. 88) может вызвать только недоумение, равно как и оценка секретного сотрудничества с ЧК-ОГПУ как формы патриотизма (с. 163). В.И. Исаев и А.П. Угроватов утверждают, что в ОГПУ Сибири «разумеется… трудилось большинство честных и преданных своему долгу сотрудников» (с. 151). В подтверждение этого тезиса авторы приводят факт, когда в 1927 г. ветераны-чекисты в обстановке нагнетаемого военного психоза отказались от денег, собранных для них к юбилею в трудовых коллективах (ведь ясно, что в приказном порядке!) и отдали их на постройку бронетанкового отряда, что явилось якобы «высоким патриотическим поступком». Из решений 2-й конференции сибирских ЧК в октябре 1920 г., нацеливавших «органы» на создание эффективного агентурного аппарата с целью усиления борьбы с контрреволюцией, авторы, вслед за ведомственным историком И.И. Белоглазовым, повторяют вывод о «переносе акцентов на методы наблюдения и информирования» (с. 83). Однако на деле этот тезис, требовавший от органов ЧК более тонкой работы, немедленно был использован для усиления репрессий: фабрикация массы сибирских «заговоров» в 1920–1922 гг. осуществлялась именно за счёт провокационного использования специально подобранной агентуры.

Исаев и Угроватов справедливо указывают на некорректность использования М.А. Ефремовым (в книге «80 лет тайны») давно опубликованных материалов, но затем сами под архивными шифрами дают сведения о террористической работе Енисейской губчека. Между тем, ещё в 1994 г. эти факты были введены в научный оборот В.И. Шишкиным, а затем обильно цитировались Г.Л. Олехом и А.П. Шекшеевым [23] . В книге перевраны фамилии, инициалы и факты биографий многих сибирских персонажей (с. 123, 129, 130, 131, 156, 164, 219), повторены ошибки в должностях крупных чекистов Б.А. Бака, В.И. Дьяконова, А.П. Узликова и М.А. Филатова (с. 130), искажена настоящая фамилия полпреда ОГПУ Л.М. Заковского, необоснованно утверждается, что к 1929 г. в сибирской милиции были ликвидированы факты истязаний и насилий над арестованными (с. 159), допущен ряд других ошибок.

До сих пор исследователи не рискуют даже приблизительно оценить количество жертв чекистского террора начала 1920-х гг., владеют отрывочной и противоречивой статистикой репрессий более позднего времени. В начальной стадии находится и критический анализ групповых дел об антисоветских заговорах, сфабрикованных в 1920–1922 гг. Практически ничего не известно о конкретной оперативной работе губернских, уездных и транспортных чека, особых отделов, агентурном аппарате, о специфическом чекистском быте, о психологии работников безопасности, степени их политической лояльности, репрессиях внутри самой карательной системы. Почти нет сведений о закордонной работе органов ВЧК-ОГПУ Сибири.

В связи со слабым изучением деятельности такого крупного регионального подразделения репрессивного аппарата, каковым в течение 1920-х гг. являлось полномочное представительство ВЧК-ОГПУ по Сибири и Сибирскому краю, анализ важнейших сторон функционирования карательного аппарата — от ведущих направлений работы до кадрового обеспечения — представляется актуальной исследовательской проблемой.

В данной книге предпринимается попытка воссоздания процесса строительства, реформирования и функционирования органов ВЧК-ГПУ-ОГПУ на территории Сибири в течение 1920-х гг. — от создания чрезвычайных комиссий в конце 1919 — начале 1920 г., реорганизации их в ГПУ, массового сокращения кадров в 1922–1924 гг. и до стабилизации и постепенного роста в конце 1920-х гг. Важными аспектами темы являются репрессии против политических противников и уголовных элементов, взаимодействие чекистских структур с партийно-государственными органами, агентурно-оперативная работа, кадровое наполнение, быт и психология чекистов. Ряд проблем (информирование чекистами партийно-советского руководства, организация Бюро содействия ГПУ, борьба с уголовной преступностью), уже рассматривавшихся исследователями, даны в сжатом виде.

Автор не претендует на то, чтобы предложить окончательные ответы на сложные вопросы о статистике репрессий и механизме агентурно-оперативной и разведывательной деятельности чекистов. Трудности в доступе к делопроизводству как полномочного представительства ВЧК-ОГПУ, так и его местных органов, к материалам по личному составу ставят серьёзные препоны любому исследователю. Тем не менее, значительная часть ценной переписки органов ВЧК-ОГПУ с партийно-советскими органами сегодня стала доступной. Достаточно много рассекречено материалов и по чекистским кадрам. Даже некоторые секреты агентурно-оперативной работы так или иначе всплывают в материалах райкомов, укомов и губкомов РКП(б), фондах судебных и прокурорских органов, а также следственных делах.

Источниковой базой исследования стали как опубликованные, так и архивные документы. В советское время наиболее интересные материалы подобного рода были опубликованы в сборниках «Красная книга ВЧК», «Из истории ВЧК» и «Ленин и ВЧК» [24] . В последнее десятилетие вышло много сборников документов, включая многотомные публикации [25] . Значительное количество материалов из архивов госбезопасности и партийных органов содержат Книги памяти жертв политических репрессий, опубликованные в Абакане, Барнауле, Иркутске, Кемерове, Красноярске, Новосибирске, Омске, Томске.

В ряде городов Сибири вышли интересные документальные сборники, содержащие материалы, посвященные работе чекистов. В.И. Шишкиным опубликованы документы о вооружённом сопротивлении сибиряков коммунистическому режиму, а также красноречивые подборки архивных материалов о делах и нравах чекистов Красноярска и Якутии; С.А. Красильниковым — документы о сибирской политической ссылке 20-х гг.; В.И. Исаевым и А.П. Угроватовым — сборник документов, освещающих ситуацию в Сибири глазами чекистов, работников суда и прокуратуры; А.И. Савиным — сборники о политике властей по отношению к протестантским церквям Сибири. Эти и другие [26] материалы вводят в научный оборот большой массив источников, позволяющих судить о масштабах чисток и ответе на них со стороны населения, о снабжении чекистами партийно-советской верхушки политической и социально-экономической информацией, а также дают сведения о чекистских кадрах.