Сац Наталия Ильинична
Шрифт:
– Вы отдали все ваше сердце искусству для детей и научили нас любить и верить в важность дела художественного воспитания людей будущего.
Еще немного о моих детях Может, вас интересует биография сына Ильи, когда он подрос? По переезде в Москву с ним всякое было. То «колы» в дневнике превращались в «четверки», то из злополучного этого дневника были выдраны целые страницы, покрытые восклицательными знаками педагогов, возмущенных его поведением… И вдруг, так же неожиданно, учитель танцев В.Н.Сталинский говорил о его прилежании и способностях, а затем Илья делал свои постановки и привозил первые премии из пионерских лагерей. Всякое было. Удрал однажды из лагеря в Рузе.– Зимой надо делать, что хочет учительница, летом – что хочет пионервожатая. А когда я буду делать, что я хочу?
Но это путешествие, длившееся почти сутки, оказалось несладким. Есть было нечего, заснул в стоге сена, а утром чуть не был проткнут вилами: никто же не предполагал, что в сене спрятался мальчик! И в средней и в музыкальной школе учился неровно, потом вдруг потихоньку от меня стал заниматься боксом. Однажды пришел домой с носом набок и ободранным ухом. «К счастью», я была в это время на постельном режиме, могла говорить с ним подолгу, добираясь до его сердца:– Я люблю красивое, и хотя ты у меня родился после тяжелой болезни – брюшного тифа, родился, когда я была уже совсем немолодая, я так радовалась, что ты – складный парень. А ты хочешь быть, как сейчас, уродом. Посмотри в зеркало.
Илюша ответил мне с дрожью в голосе:– Мама! Есть такое, что мамам не рассказывают. Мальчишки постарше часто меня били, я хотел одного – сам научиться бить. Но если ты против бокса – через две недели я его брошу, только раньше не могу.
Через две недели Илюша влетел ко мне на работу сияющий:– Мама, того, кто меня в прошлый раз нокаутировал, вынесли в санчасть. Теперь я получил первый юношеский разряд и с боксом – все!
Конечно, делала все, чтобы дополнить Илюшино образование – и английским и студийными занятиями по актерскому мастерству; он был способен (и очень!) к скульптуре. Но его увлечений надолго не хватало. И вдруг у него обнаружились совершенно неожиданно способности к акробатике. По своей инициативе он поступил в Эстрадно-цирковую мастерскую, отлично закончил курс, заслуженно стал лауреатом Всесоюзного конкурса, мастером любимого дела. Дела нелегкого! Каждый вечер – риск жизнью, и сколько уже было всяких «поломок». Но он любит риск, по-настоящему артистичен. В избранной профессии ему по капелькам помогли и занятия музыкой и танцем – все, что скопилось от детства. Интересные сюжетные номера он сам себе выдумывает и ставит. Заочно получил он и высшее театроведческое образование. Куролесил еще в жизни много. Однажды, поссорившись с любимой девушкой, повис на подоконнике двенадцатого этажа. Увидев, что он держится руками за подоконник, а все тело его за окном, девушка чуть не потеряла сознание и… простила его. Тогда он преспокойно вернулся назад, в квартиру. Отчаянный парень! Успеха в работе добился большого. Уже побывал в Японии, на Кубе, в Африке. Рецензии с подзаголовком «Сила и грация» очень радуют его маму, бабушку его милого десятилетнего сына – Арсения. Дочь моя Роксана работает много и успешно: стала оперным либреттистом. Ее сын, мой внук Миша, – пианист, окончил Московскую консерваторию. Его дочь, моя правнучка Аня, тоже одаренная пианистка, еще учится, а сын Никита поет в детском хоре, хорошо рисует. Старший сын Адриан – писатель, сценарист, журналист, дважды отец и даже дед. С ранних лет вступил в ряды Красной Армии. Тяжелые испытания войны вынес достойно. Сейчас его страсть– писать и снимать телефильмы о рано погибших талантливых людях. Пока с должностью «коренного» в этой большой семье я, кажется, справляюсь. Смешное: композитор Евгений Брусиловский сказал мне:– Самое в вас удивительное – ваши дети. Они же абсолютно не похожи друг на друга. Сколько в вас разнообразия, если они точно – все ваши!
Точно. Мои. Опера об опере Если спросить, что из творческих встреч с композиторами, общих замыслов и музыкальных свершений дало мне наибольшую радость и гордость, отвечу не задумываясь: симфоническая сказка «Петя и волк» Сергея Сергеевича Прокофьева. Желание превращать познавательное в увлекательное, радостное есть, вероятно, у всех, кто по-настоящему любит искусство для детей. «Петя» познакомил ребят с инструментами, входящими в состав симфонического оркестра. «Волшебная музыка» – это опера об опере: познавательное сплетено с комедийно-действенным. Ее я поставила в Москве, Будапеште, показала и в других городах. В Москве о нашем спектакле появилось много печатных отзывов. Когда и как приходят в голову творческие мысли – сказать трудно. Как пчелы, они кружатся над тобой днем и ночью, собирают нектар в событиях жизни и каких-то воспоминаниях, жужжат и жалят, а потом – мед, ощутимая почти физически идея чего-то нового. Опера об опере… Одна из главных задач этого спектакля – превратить весь зрительный зал в огромный хор, который в определенных местах спектакля подпевает артистам, действующим на сцене. Дети будут не только слушателями, их активная реакция – один из важных компонентов этой постановки. Приглашаю в соавторы Владимира Полякова. Он – сатирик, умеет вызывать смех. Мне хочется в опере об опере познавательное дать через комедийно-увлекательное. Либретто оперы завершает ее главный творец – композитор. Для нашего театра пишут и «маститые» и молодые. Марк Минков только что окончил Московскую консерваторию. Это будет его первая опера. Но какое счастье уметь помочь создавать музыку для театра! Особенно посвященного детям! И вот – событие. Наш театр приглашен с этим спектаклем в Гамбург (ФРГ) на Международный фестиваль детских театров. За нами пришлют самолет, полетят артисты, музыканты, костюмерши, рабочие с декорациями… Осень 1975 года улыбается нам приветливо, погода ясная, какие-нибудь три-четыре часа – и мы в Гамбурге, в международной гавани. В городе в основном звучит, конечно, немецкий, но слышатся и другие языки. Мы будем все вместе жить в пансионе немолодой, полной, но очень подвижной фрау, настолько перегруженной делами, что ей некогда причесаться и она носит парик, впопыхах надетый всегда набекрень. С интересом смотрим спектакли артистов Японии, на наших глазах вырезающих из плотной бумаги фигуры действующих лиц, декорации, а затем играющих «Гадкого утенка» Андерсена с этими бумажными персонажами в поразительном синтезе с жизнью артистов, не закрытых ширмой, владеющих к тому же и национальными музыкальными инструментами. Сколько мастерства и грации!.. Это театр «Казе-но-ко», руководимый Юко Секиа. Артисты из Югославии просят меня провести с ними беседу, поделиться опытом. С удовольствием… Очень забавен театр живых кукол из Кракова. Народный колорит в музыке (привезли и небольшой оркестр), в костюмах. Большой успех… Артисты Детского театра Стамбула называют меня их… прародительницей. Действительно, крупнейший турецкий артист и режиссер Мухсин Эртугрул в 1931 году долго жил в Москве и, как он сам говорит, больше всего почерпнул в Московском Художественном театре и… Московском театре для детей. Поставил в Стамбуле мой спектакль «Негритенок и обезьяна», стал горячим пропагандистом детского театра… Зарубежные детские коллективы – это театры-капельки. Состав их восемь-двенадцать-пятнадцать человек. А мы, как ни ужимались, приехали более чем в сорока лицах. Другие театры играли в маленьком зале, не всегда полном. Наши спектакли объявлены в зале настоящего большого театра Эрнста Дейча, и все билеты мгновенно проданы. Правда, давным-давно я была популярна в Германии, особенно после «Фальстафа». Представители печати, радио, телевидения двинулись здесь на меня, что называется, «косяком». Среди вопросов журналистов был и «каверзный». Вопрос. Госпожа Наталия Сац, вы далеко за пределами вашей страны известны как оперный режиссер. Объясните, почему вы сосредоточили ваше искусство на театре для детей, имея множество ангажементов в различных театрах оперы для взрослых. Там и денег и славы вы имели бы значительно больше. Это нас удивляет. Ответ. А меня удивляет, что это удивляет вас. Разве главная цель жизни – деньги и газетная шумиха? Мое счастье в сознании, что отдаю себя делу, которое обращено к тому поколению, от которого будет зависеть будущее. Гуманизм, прогресс, мир или противоположное? Если театр поможет молодым вырасти такими, какими хочется их видеть, – вот будет награда, которую невозможно сравнить с мелочами жизни: деньгами и «славой». Было очень занятно прочесть в подзаголовке этого интервью: «Она удивляется, что мы удивляемся». Организацию Международного фестиваля возглавил Уве Деекен, директор Театра для детей в Гамбурге – молодой, по виду почти юноша, человек поразительной энергии и доброжелательности. Он организовал для своих гостей (в том числе и для нас) интереснейшие поездки на катере для знакомства с городом и его достопримечательностями. Но, сами понимаете, меня больше всего интересовал в Гамбурге театр Эрнста Дейча, возможность как можно больше порепетировать там, приспособить к их сцене наше декоративное оформление. Поначалу это было трудно, почти невозможно, – они выпускали как раз в это время свою премьеру. Но я люблю рабочих сцены – они везде соучастники театрального волшебства, умею находить с ними общий язык. Как радостно было узнать, что многие из них любят русские песни – «Катюшу» и другие; они как раз были у меня в грамзаписях, и я с радостью могла подарить их. Приспособились. Репетировали по ночам. Очень помог мне… Отто Клемперер. Воспоминание о нем живет и сейчас в Германии, а если бы он сам со мной работал… Знала – самое трудное то, что опера зазвучит на русском, а зрители говорят и думают только по-немецки… Программы, либретто, ноты, конечно, были выпущены Уве Деекеном заранее и в большом количестве. Но дети невнимательно читают либретто – оно, скорее, памятка о виденном. Нужна была сиюминутность понимания – я превратилась в «человека просцениума». Перед занавесом ввожу детвору в атмосферу нашего спектакля, прошу их быть его соучастниками. Немецкие ребята хорошо понимают мой немецкий, реагируют по существу, отвечают дружно.– Впрочем, я все время буду с вами, вот тут, слева на просцениуме, мне поставили стул и в паузах я буду сообщать вам самое необходимое, чтобы вы хорошо могли понимать ход действия.
Мне кажется, юные гамбуржцы находят это решение целесообразным, хлопают. Занавес открывается… Теперь главное – станут ли зрители «самым дружным в мире хором»? Да! В нужный момент они вместе со всеми нашими артистами повторили мотив и пропели его совершенно точно. Чем дальше развивается действие, тем больший контакт устанавливается между русскими артистами и немецкими детьми, а когда хором на двух языках, слитых в единой мелодии и гармонии, звучит: «Спасибо, музыка, тебе!» – чувствуем успех. Большой, настоящий успех с бесконечными выходами на поклоны, цветами, длиннющей очередью за автографами. В заключение фестиваля все его участники из одиннадцати стран были приглашены в ратушу в двенадцать часов дня к бургомистру. Подготовка началась заранее. Мне хотели поручить от имени всех говорить ответное слово, но я была рада, когда эту миссию взяла на себя Ильзе Роденберг. А я придумала кое-что и репетировала накануне до полуночи с музыкантами и певцами… Итак, торжественное здание ратуши в Гамбурге, высоченные стены, рыцарские доспехи, картины в золоченых рамах. Холодная вежливость встречающих нас. Стоим в огромном зале, а минута в минуту в назначенное время появляется сам бургомистр в сопровождении своих помощников (один из них очень напоминает бульдога). Речь бургомистра, ответ Ильзе, реплики: «А Наталия Сац, пусть скажет она…» Я отвечаю, что как представитель музыкального театра хочу, чтобы мое слово заменила музыка, пусть благодарность за гостеприимство от москвичей зазвучит песней. Вслед за этим все наши певцы оглашают чопорный зал звуками песни: Если б знали вы, Как нам дороги Подмосковные вечера… Кто бы мог подумать, что в портфелях и сумочках, с которыми пришли советские артисты на прием в ратушу, хранились флейты, кларнеты… И вот сейчас, как полноводная река, звучит наша песня… Да! Песня – кратчайшее расстояние между человеческими сердцами! С чего начинается театр? Мои учителя говорили: «Театр начинается с вешалки». Но это все же не самое начало театра. Начало начал – окрыленная творческая воля, которая рождается в сердце и мозгу того, кто захотел и смог создать театр. Бывает, что инициаторов сразу двое, даже несколько, но неукротимая воля одного из них – всегда первооснова. Природа, имя и свойство этого неукротимо стремящегося создать театр – режиссер. Часто так можно его назвать еще задолго до того, как удалось ему сотворить театр. Видение театра, который хочу создать, как глубоко запрятанный во мне клад, жило в мечтах все годы. Пятнадцать лет театр наш был все время «в пути», завоевывая признание. Он достойно находил возможности приспосабливаться к своему зданию, гастролировать, но даже вывеска «Детский музыкальный театр» была со всех сторон зажата другими, более кричащими вывесками – ресторана «Славянский базар», парикмахерской, юридической консультации, магазина «Оптика», а наши дорогие посетители, входя в парадное театра, иногда с трудом пробирались через толпу любителей ресторанных яств. Нет, я не отказываюсь ни от одного шага на пройденном нами пути. Но когда отдаешь все смелому и трудно выполнимому замыслу, в каждом «сегодня» зреет мысль и о «завтра». Я помню трепет, который охватывал меня в бывшем Камергерском переулке, когда подходила к Художественному театру: благородство его сводчатых дверей, серо-коричневые тона и летящая чайка не только на занавесе, но на костюмах всех билетеров. Я всегда волнуюсь, когда еще издалека подхожу к огромным колоннам Большого театра, поднимаю глаза на его фронтон… Четыре мчащиеся лошади и классическая фигура Аполлона, как бы направляющего их бег… Детский музыкальный тоже должен начинаться со своего здания, органично воплощающего идею этого театра, своего дворца, радующего юных зрителей еще до того, как они переступили порог. Вскоре после того, как театр на улице 25-го Октября начал работать, ночной сон прорезали видения отдельных деталей будущего дворца музыкального театра, посвященного детям. А среди дня, если выдавался свободный час, мчалась (теперь уже на машине) на поиски подходящего участка свободной, совсем голой земли. Я – коренная москвичка, но никогда так хорошо не знала Москвы, как узнала ее в конце шестидесятых годов. Предлагали большую площадь против метро «Парк культуры». «Дома эти все равно сносить придется, а что вам с вашей энергией стоит переселить каких-нибудь триста-четыреста жильцов?» – язвили очевидцы моего успеха в борьбе с теми, кто добивался расширения «Славянского базара». После многих путешествий вокруг всех районов Москвы меня поддержали возможностью получить большой участок земли на проспекте Вернадского.– Соглашайтесь, – горячо убеждали меня. – В этом районе нет ни одного театра.
– Далеко от центра, – сомневалась я. Но так хотелось уже действовать! Согласилась. Начальник геологического треста А.Н.Наливкин уже не в первый раз помогал мне досконально изучить особенности «нашей» почвы. Трудностей было много – что о них говорить. Но после многих наших постановок, которые прошли с большим успехом в Москве, других городах Советского Союза и за рубежом, к моим мечтам о постройке нового, достойного нашего театра здания относились уже не как к эксперименту, а как к делу, заслужившему уважение. Однако мой темперамент не укладывался в темп «модерато» (умеренно) и, когда мне предложили осуществить строительство «своими силами», я зароптала.
– В Москве без самой Москвы новое здание – большое, умное, значительное – построить нельзя.
Мне привели в пример вновь выстроенное здание Художественного театра на Тверском бульваре. Я возразила, что здание, которое не несет в себе творческое зерно, идею, художественно органичную для данного театра, примером считать не могу. Строилось оно мучительно долго. В последние годы строительство его возглавляли очень ответственные руководители: Художественный театр всемирно признан, прошел испытание временем. На нашем, только начинающем свой творческий путь театре сосредоточить столько внимания те, кто помогал Художественному театру, не захотят. «Кустарщина» наших собственных возможностей была бы очень опасной и финансово и результативно.