Майк стал действовать быстрее. Фотографии Мемо в более старшем возрасте, дедушка во время прогулки в парке накидывает подковы на гвозди, Майк, когда был ребенком, девочки, улыбающиеся в камеру, еще фотографии… еще… еще…

И тут Майк буквально задохнулся. Он выронил все фотографии, и в руке у него осталась только одна, заключенная в рамку, которую он неизвестно почему держал в вытянутой руке, будто боялся, что она была отравлена. Солдат гордо смотрел перед собой. Тот же самый мундир цвета хаки, те же штуки на ногах – как их там назвал Дуэйн? – та же широкополая шляпа, патронташ… Это был тот же самый солдат. Только здесь его лицо не казалось вылепленным из воска, а было вполне человеческим: маленькие глазки, прищурившись, смотрели в камеру, тонкогубая улыбка, остатки темных волос, топорщащиеся за ушами, вялый подбородок, сильно выступающий вперед нос. Майк перевернул фотографию. Великолепным бабушкиным почерком было написано: «Уильям Кемпбелл Филлипс. Ноябрь, 9, 1917».

Майк поднял фотографию. «Да».

Это оно? Это и вправду он? «Да».

– В сундуке есть еще что-нибудь, Мемо? Что-нибудь, что могло бы рассказать мне о нем?

Майк был почти уверен, что больше ничего нет. Он вообще хотел покончить с этим побыстрее, пока не пришла мама.

«Да».

Что же еще? Ничего, кроме твердого, в кожаном переплете блокнота. Он взял его в руки и открыл на первой попавшейся странице. Снова бабушкин почерк. Дата: «Январь 1919 года».

– Дневник! – выдохнул он. «Да. Да».

Мемо надолго закрыла глаза.

Майк захлопнул крышку сундука, сунул дневник и фотографию под мышку, быстро подошел к кровати и прижался щекой к губам бабушки. Сухое дыхание, едва заметное, срывалось из ее губ.

Он мягко погладил ее волосы, спрятал дневник и фото под рубашку и отправился на кушетку отдыхать.

Харлен выяснил, что словечко «потрошитель», возможно, означало, что вам придется прижать револьвер прямо к потрохам намеченной жертвы, чтобы ее прикончить. Эта маленькая штука ни черта не стреляла.

Он ушел далеко в сад, расположенный между их домом и домом Конгденов, подыскал дерево, которое вполне могло служить мишенью, отмерил от него двадцать шагов, поднял здоровую руку, стараясь держать ее прямо и твердо, и нажал курок.

Ничего не произошло. Вернее, боек поднялся и упал назад. Нет ли на этой проклятой штуке чего-нибудь вроде предохранителя?… Вроде нет, вообще никаких приспособлений, кроме того, которое поворачивает цилиндры. Спустить курок оказалось труднее, чем он ожидал. К тому же чертова повязка мешала ему удерживать равновесие.

Он чуть пригнулся и с помощью большого пальца поднял боек так, чтобы тот щелкнул. Перехватив револьвер поудобнее, Харлеи прицелился в дерево. И зачем только сделана такая маленькая мушка на стволе? Наверное, чтобы лучше прицелиться. Он снова спустил курок.

Звук выстрела чуть не заставил его выронить оружие. Это был действительно маленький револьвер. Джим ожидал, что звук и отдача будут примерно такими же, как от пистолета двадцать второго калибра, из которого Конгден иногда позволял ему пострелять. Ничего подобного!

От громкого «крак» зазвенело в ушах. Вдоль всей Пятой авеню залаяли собаки. Ноздри защекотал запах порохового дыма, хоть и не слишком похожий на запах фейерверка, который Харлеи устроил всего неделю назад. Запястье ощутило тяжесть отдачи. Мальчик пошел посмотреть, куда попала пуля.

Никуда она не попала. Он даже не задел дерево. Восемнадцать дюймов в диаметре – и он промазал! В этот раз Харлеи отошел на пятнадцать шагов, прицелился тщательнее, боек поднял повыше, задержал дыхание и спустил курок.

Револьвер загрохотал и подпрыгнул в ладони. Собаки зашлись в лае. Харлеи подбежал к дереву, ожидая увидеть дыру величиной с кулак. Ничего. Он оглядел землю вокруг, будто пуля могла уйти туда.

Черт возьми, – тихо выругался он.

Теперь, отойдя на коротенькие десять шагов, он снова тщательно прицелился и выстрелил. В этот раз, как обнаружилось, он задел кору с правой стороны, примерно на четыре фута выше того места, куда целился. И это с каких-то десяти шагов! Собаки просто взбесились, и где-то за деревьями хлопнула дверь. Харлен направился на запад, к узкоколейке, подальше от города, к давно заброшенным зерновым элеваторам и масложировому заводику. Там, к западу от дороги, стояла рощица и рос густой кустарник. К тому же насыпь можно использовать как заградительный вал. Сначала он об этом не подумал и теперь с холодным ужасом размышлял о том, что было бы, улети пуля на пастбище и попади она в одну из коров. Хорошенький подарочек был бы кому-то!

Надежно спрятавшись в густом кустарнике примерно в полумиле к югу от свалки, Харлеи перезарядил револьвер, отыскал несколько бутылок и банок, чтобы установить их в качестве мишеней напротив поросшей сорняком насыпи, и начал практиковаться.

Его стрельба ни черта не стоила. Нет, револьвер стрелял… У Харлена уже болело запястье и заложило уши… но пули не хотели ложиться туда, куда он их посылал. В кино это выглядело так легко, когда Хью О’Брайен в роли Уайтта Эрпа разил всех врагов наповал с расстояния в шестьдесят футов. Любимым героем Харлена был техасский ковбой Хоби Гилман в фильме «Слежка» в исполнении Роберта Калпа. У Хоби был отличный пистолет, и Харлен с удовольствием смотрел бы этот фильм хоть каждый вечер.