– Я вообще их никуда не передавал! – воскликнул мистер Эшли-Монтегю, и голос его поднялся почти до крика. – Я сжег их. Я оказывал поддержку профессору в его исследованиях, но лично меня они мало интересовали. И уверяю вас, что не существует никакого таинственного тома, который вы могли бы включить в ваш доклад. Если уж вам так необходимо, цитируйте меня, молодой человек. Все, что касается этого колокола, – сплошное недоразумение. Он был… одной из многих совершенно бесполезных вещиц, которые дедушка отыскал в Европе во время своего свадебного путешествия и привез сюда. Этот колокол убрали из Старой школы еще в начале века и отправили на склад… в Чикаго, кажется… и расплавили в тысяча девятьсот семнадцатом году, когда мы вступили в войну. Вот так-то! А теперь все, хватит!

Документальный фильм окончился, и киномеханик торопливо вставлял первую бобину с пленкой фильма «Подвиги Геракла». В наступившей тишине несколько голов повернулись в их сторону и с любопытством посмотрели на беседующих. Последняя фраза мистера Эшли-Монтегю прозвучала в почти абсолютной тишине.

– Но в таком случае… – снова начал Дуэйн.

– Никаких «случаев», – прошипел миллионер. – Беседа окончена, молодой человек. Никакого колокола нет. И все.

Он слегка взмахнул кистью, указывая Дуэйну на ступеньки, – жест, по мнению Дейла, скорее присущий женщинам. Другой жест был обращен к ассистенту – и перед Дуэйном возник крепкий мужчина не меньше шести футов ростом, неторопливо засучивавший рукава рубашки. Дейл понятия не имел, кто этот человек на самом деле – дворецкий мистера Эшли-Монтегю, его телохранитель или обыкновенный служащий в каком-нибудь из принадлежащих миллионеру кинотеатров.

А тем временем зрители начали новый обратный отсчет: начинался художественный фильм.

Дуэйн пожал плечами и направился туда, куда ему указали. Однако шел он много медленнее, чем это делал бы сам Дейл, получив столь категорический приказ от взрослого. Хотя Дейл остался незамеченным в своем темном углу, он поспешил покинуть эстраду и перепрыгнул через перила в траву, едва не попав в объятия дядя Генри и тети Лины.

Он побежал было вдогонку за Дуэйном, но тот уже быстро шагал по Брод-авеню, засунув руки в карманы и насвистывая, явно направляясь к развалинам старого особняка Эшли, находившимся в двух кварталах к югу от парка. Дейл больше не боялся темноты – эта чепуха осталась в прошлом, – просто ему не хотелось бродить во мраке под старыми вязами. Кроме того, за спиной уже звучала музыка и слышны были первые реплики героев, а он и вправду хотел посмотреть «Подвиги Геракла».

Рассудив, что, если он не поговорит с Дуэйном сегодня вечером, ничего особенного не произойдет, Дейл вернулся в парк. В конце концов, с приятелем он сможет встретиться как-нибудь на днях. Спешить некуда: впереди еще все лето.

Дуэйн шел по Брод-авеню, слишком взволнованный, чтобы думать о фильме. На тротуаре чернела тень от листьев. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь ветви и листву. С северной стороны улицы тянулся ряд небольших домиков, их лужайки незаметно переходили одна в другую и чуть дальше так же незаметно превращались в заросший сорняками пустырь, за которым железная дорога мягко закруглялась к югу, а затем ныряла в поля, где и заканчивалась. Там, вдалеке, одиноко возвышался старый дом, который местные жители до сих пор называли особняком Эшли.

Дуэйн остановился перед подъездной аллеей. Сомкнувшиеся кроны деревьев и разросшийся кустарник делали ее похожей на погруженный во мрак туннель. От некогда великолепного особняка мало что осталось: лишь обугленные обломки двух колонн и трех каминных труб да несколько почерневших бревен, которые, падая, образовали нечто вроде остова хижины, служившей обиталищем разве что крысам. Дуэйн знал, что Дейл с ребятами часто устраивали на этой дороге велосипедные гонки. Задача участников заключалась в том, чтобы промчаться на максимальной скорости мимо высокой террасы и, перегнувшись далеко в сторону, коснуться ладонью колонны или ступеней, но при этом не свалиться и не замедлить хода. Было уже очень темно, даже огоньки светлячков не мигали в ежевичной темноте полукруга аллеи. Шум, свет, толпа, собравшаяся на бесплатный сеанс, остались далеко позади, за непроницаемой стеной высоких деревьев.

Дуэйн не боялся темноты. Ну, вернее, не очень боялся. Просто прогулка по подъездной дороге этой ночью не входила в его планы. Насвистывая, он свернул к югу и по гравийной дороге направился в сторону новых улиц, туда, где стоял дом Чака Сперлинга.

Позади него, в темноте, там, где заросли были особенно густыми, что-то зашевелилось, заставив дрогнуть ветки деревьев, и тут же удрало прочь, обежав вокруг старого, давно затерявшегося среди травы и развалин фонтана.

Воскресенье, двенадцатое июня, выдалось очень теплым, но серый купол плотной облачности превратил небосвод в подобие опрокинутой чаши. Уже к восьми часам утра температура превысила восемьдесят градусов, а значит, к полудню следовало ожидать как минимум девяноста. Старик встал рано и уже давно трудился в поле, поэтому Дуэйн отложил на потом чтение «Нью-Йорк тайме» и принялся за работу.

Он как раз проходил по рядам росшего за амбаром гороха, выпалывая случайно оказавшиеся тут колосья пшеницы, когда на подъездной аллее показалась машина. В первую минуту он подумал, что это едет дядя Арт, но потом увидел, что приближающийся автомобиль много меньшего размера и к тому же белый. А еще через минуту разглядел установленную на крыше красную мигалку.

Дуэйн пошел к дому, на ходу вытирая лицо полой расстегнутой рубашки. Это не был и констебль Барни. На водительской дверце четко выделялись зеленые буквы: «Шериф округа Крев-кер», а за рулем сидел мужчина с узким загорелым лицом; его глаза прятались за большими стеклами солнцезащитных очков. – Мистер Макбрайд дома, сынок? – выглянув из окна машины, спросил шериф.

Дуэйн кивнул, подошел поближе к краю горохового поля и, сунув в рот два пальца, свистнул. Видневшаяся вдали фигура выпрямилась, отец обернулся и неторопливо двинулся в их сторону. На мгновение Дуэйну показалось, что сейчас выбежит Уитт и залает на незнакомца.