— Ну что, поехали? — спрашиваю я и дети смотрят на меня умоляюще-тоскливо. Но потом, вспомнив, что больше ни на чью поддержку рассчитывать не могут, идут за мной. Лера — уже забыв о музее, а Андрей — чуть надув губы.

— Вам понравится, — выдаю я солидный аванс Старбаксу.

Мы едем в Старбакс на Краснопресненской набережной — самый дальний из возможных вариантов посещения американской кофейной. В Старбаксе дети еще ни разу не были, но Андрей, споря то ли со мной, то ли с Лерой, начинает доказывать, что в «Шоколаднице» готовят вкуснее.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я. — Чтобы сравнить, нужно хотя бы попробовать. Кстати, ты знаешь, что такое Маккиато со льдом и карамелью?

Взглянув на меня исподлобья, сын отрицательно мотает головой.

— А лимонно-маковый маффин? Тройной чизкейк? — не унимаюсь я, вспоминая подробности из найденного в интернете меню.

Тройной чизкейк достается как раз Андрейке, а Лерочке — шоколадный маффин, на недоеденную половину которого она смотрит с мольбой, явно мечтая о том, чтобы вторая половина десерта исчезла сама собой.

— Тебе помочь? — спрашиваю я у дочери, и Лера охотно кивает.

— А в «Шоколаднице» чизкейк с ежевикой, — вспоминает Андрей, который, похоже самостоятельно управится со своим лакомством.

— Ты что, не наелся? — спрашиваю я, и сын перестает есть.

— Тебе жалко тратить на нас деньги, — помолчав, говорит он, и это звучит совсем не как вопрос.

Я закашливаюсь: яблочный сок, который я потягиваю через соломку, будто только и ждал, чтобы вместо пищевода нырнуть в гортань.

— Кто тебе сказал? — спрашиваю я.

Спрашиваю совсем тихо, но от этого Андрей пугается не меньше.

Ребенок только сейчас понимает, что слова, которую он, возможно, слышал от взрослых, обладают страшной силой, и пугается. Прежде всего, оттого, что решился их произнести.

— Мама сказала? Или Никита? — допытываюсь я, но Андрей только вертит головой.

— Хочешь, игрушку какую-нибудь куплю? — спрашиваю я. — Вам обоим по игрушке. Хотите?

Сын все еще смотрит недоверчиво, но в душе он уже повернулся ко мне лицом. Я чувствую это, и это — лучшее доказательство того, что я его отец.

— Купи нам… знаешь что… — запинается он.

— Купи телевизор, — выпаливает Лера, и Андрей кивает.

— Да, — говорит он, — купи телевизор в нашу комнату.

— У вас нет телевизора? — спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, о чем меня просят.

— Есть! Два! — радостно докладывает Лера, но Андрей ее перебивает.

— Есть в зале и на кухне, — уточняет он. — А в нашей комнате… — он шмыгает носом. — Никита хотел поставить, но мама сказала, что нам еще рано.

— Еще чего! — восклицаю я, но тут же одумываюсь. — Мама имела в виду, что вы еще маленькие.

— Она так и сказала, — говорит Андрей. — А он ее послушал.

— Никита? — спрашиваю я, и Андрей кивает.

У меня же сбивается дыхание. Я понимаю, что с его неразумного язычка едва не сорвалось нечто похуже обвинений в жадности. Он едва не назвал Никиту папой.

— Он хотел купить большой, плазменный, — расставляет руки Андрей, показывая размеры экрана. — Но мама…

— Понятно, — говорю я, понимая, что не имею представления о том, как бы соскочить с неудобного разговора. По крайней мере, не давать лишних обещаний.

— Давайте немного подождем, — предлагаю я.

— И ты купишь телевизор? — расцветает личико Леры.

— Посмотрим, — говорю я и поднимаю плечи. — Без маминого разрешения все равно ничего не выйдет.

— Ну, паааап, — надувает губки Лера.

— Давайте я телефон покажу, — нахожусь я.

— Ооо! — весь загорается Андрей.

Облако между нами рассеивается в один момент. Андрей рассматривает телефон с неподдельным восторгом, и я с гордостью отмечаю, что даже плазменный телевизор от Никиты не сделал бы моего ребенка настолько счастливым. По крайней мере, на вид.

— Я тоже хочу, — тянется к брату Лера, добивая локтем недоеденный маффин.

— Дай-ка на минутку, — прошу я у Андрея телефон, а сам поднимаюсь и беру со стола салфетку.

— Ну папа! — расстраивается Андрей.

— Я только отправлю сообщение и верну, — обещаю я, оттирая локоть дочери от липкой коричневой субстанции.

— Не хочу я!

Насупившись, Андрей кладет телефон на стол и, сложив руки на груди, поворачивается полубоком.

— Никита сразу дает, если просишь, — добавляет он.