«И телевизор?», собираюсь было уточнить я, но лишь вздыхаю и сажусь на место.

— Никита подарил мне цирк! — вспоминает Лера. — Вот такой!

Она разводит руки в ширину и получается, что размерами игрушечный цирк ненамного уступает плазменному телевизору.

— А мне — гигантский бакуган, — говорит Андрей.

Я же делаю вид, что меня это никак не касается. Сдвинув брови, я тычу в отдающие легкими толчками «Йоты» буквы на экране, и, справившись с задачей, понимаю, что результат читается слишком двусмысленно.

«К СОЖАЛЕНИЮ С ДЕТЬМИ», читаю я свой ответ Мостовому. Подумав, все же исправляю на «СЕГОДНЯ С ДЕТЬМИ» и слежу за миганиями оповещателя, сигнализирующего об отправке сообщения.

— Ну что, крутой? — возвращаю я телефон Андрею.

Сын смущенно улыбается. Мой слэнг кажется ему тем, чем он является на самом деле. Всего лишь новой нелепой попыткой загладить собственную вину. Проблема, понимаю я, в том, что моя вина перед детьми не искупиться никаким количеством попыток.

— Дай мне, — снова тянет ручонки Лера.

— Ты еще маленькая, — прячет сын телефон за спину.

— Пааапаа!

— Но Лерочка, — я стараюсь говорить нежно, — ты и в самом деле можешь уронить телефончик. И папу будут ругать на работе.

— Нет, — вертит она головой.

— Но ведь можешь, — уговариваю я.

— Не будут ругать, — убеждена она.

— Пап, а это такой Айфон? — интересуется Андрейка.

Телефон он снова держит перед собой, время от времени уворачиваясь от посягательств Леры, и это, признаться, выглядит не менее опасно, чем телефон в ручках дочери.

— Лучше, чем Айфон, — говорю я, но по глазам Андрея не скажешь, что он склонен полагаться на мое мнение.

— А можно нажимать? — спрашивает он.

Я киваю, ничем не рискуя. Экран я заблокировал сразу после того, как отправил сообщение, и все, что может Андрей — это смотреть, как от нажатий его пальчиков кнопки на мгновения меняют цвета.

— Что ты нажал? — кричу я, не сразу сообразив, что в звонке вызова нет никакой вины сына.

Впрочем, он уже бледнеет от испуга и протягивает мне телефон.

— Мария, — чуть слышно говорит он.

— Что? — хмурю я брови.

Сын прав. И хотя сегодня совсем не четверг, надпись на дисплее не может обманывать. Звонит действительно Мария, и я впервые прихожу к выводу, что имена из телефонной книжки могли бы высвечиваться и не таким крупным шрифтом.

— Я сейчас, — говорю я детям, вставая из-за стола.

— Я здесь, здесь, — в большей степени артикулирую, чем говорю я в ответ на их напуганные взгляды, когда, спохватившись, понимаю, что отошел от столика слишком быстро и чересчур далеко. Достаточно далеко, чтобы дети почувствовали себя брошенными.

— Сегодня в десять футбол, — сообщает Мария. — Финал турнира, — уточняет она.

Бедная Мария! Как безнадежно далека она от футбола, а ведь иногда я кажусь себе тупым — из-за того, что мне ничего не говорят фамилия тренера, дата важного матча или рекорд по забитым голам в одном матче. Но назвать чемпионат мира турниром — это слишком даже для меня.

Мария предлагает встретиться и, похоже, сегодня ей хватит твердости, чтобы не откладывать на другой день. По крайней мере, настаивать на этом.

— Я знаю одно кафе, — говорит она, — Там будут показывать матч. Сразу на семи экранах, представляешь?

Мне становится жалко Марию. В сущности, она совершенно не пользовалась положением Наташиной подруги, чтобы узнать меня поближе — я не имею в виду интимное общение. Мои привычки, привязанности, вкусы — все это для нее так и осталось темным лесом, и даже ставка на футбол ничего не дает: ей выпадает круглое «зеро».

— Я сегодня с детьми, — говорю я.

— Но ты же не до ночи будешь с ними, — напоминает Мария.

— Знаешь что? — собираюсь с духом я, но в последний момент чувствую, что на решительный шаг меня снова не хватит. — Я устал. Очень устал. Такая сумасшедшая выдалась неделя.

— Ничего страшного, — кротко говорит Мария.

Я, должно быть, успела взволновать ее, и теперь она преисполнена благодарности за то, что все обошлось коротким испугом.

— Я тогда позвоню на неделе, — говорит она. — На следующей неделе. Ладно?

Я отключаю ее, даже не попрощавшись. Пусть, в конце концов, думает что хочет. Она и без того сегодня отличилась — потревожила меня в воскресенье, что совсем не внушает мне радужных ожиданий в отношении этой ее «следующей недели». Означает ли это, что теперь я должен все время жить в напряжении, ожидая звонка Марии в любой из семи дней?