Что прохрипел умиравший внизу бедняга? “Безумцы! Безумцы бродят по городу!” Вот оно что! Трое у окна погибли, сопротивляясь, — или попросту оказались неподходящими для целей сверххирургии. Лимингтона с напарником схватили, сгребли, прооперировали, вернули на место. Но вернули уже покорными рабами. Офис оказался западней — коварной мышеловкой для ничего скверного не ждущих разведчиков — основного стержня в общем сопротивлении, являющихся поодиночке, попарно, целыми группами.

Но эти трое пришедших каким-то образом почуяли опасность и, с непоколебимой решительностью, столь присущей их братии, пристрелили полковника Лимингтона вместе с помощником. Безо всяких эти трое прикончили собственного шефа, предали быстрой кровавой казни, ибо молниеносно поняли: это уже не шеф, а умственно изуродованное орудие врага.

Штаб–квартира оказалась западней. А быть может, западней и остается! Эта мысль пронзила сознание Грэхема, заставила метнуться к окну. Выглянув наружу, он увидел, что редкие облака рассеялись, открыв ясное голубое небо, залитое ослепительным светом утреннего солнца.

В этой лазурной чаше могут роиться сотни — тысячи! — витонов: одни слетаются поближе, другие караулят западню, готовятся нанести удар. Даже гениальная формула Бьернсена не поможет человеку различить сияние витонов на фоне обычной небесной голубизны. И та, и другая синева сверкает под лучами солнца одинаково — они сливаются, становясь неразличимыми.

Грэхем неожиданно понял, что тревожный взгляд, сопровождаемый тревожными размышлениями, способен привлечь поджидающих ловцов, и ни секунды не медля, ринулся к лифту. Убраться, пока не поздно! Он бросился в лифт и помчался вниз.

У парадного маячили двое. Грэхем углядел их сквозь прозрачные стенки шахты, когда пневматический диск, подпрыгнув, будто мячик, остановился.

Не покидая кабины, он сообразил: эти субъекты полюбопытствовали бы, что за пара трупов обретается на самом виду, если бы были нормальными людьми. Любопытства не замечалось — выходило, что люди, стоявшие в вестибюле, нормальными считаться не могут. Витоновские безумцы!

Диск еще не замер окончательно, а Грэхем уже нажал кнопку, посылая лифт пятью этажами ниже — в подземелье. Высокая атлетическая фигура детектива скрылась из виду поджидавшей парочки. Те остолбенели, а потом кинулись к шахте, извлекая оружие.

Диск остановился. Грэхем выскочил, пересек подземное помещение, где невидимые компрессоры дышали гулко и размеренно. Нырнул под главную лестницу, услыхал спускающийся топот, побежал по длинным пустым коридорам и добрался до ведущего наружу стального люка в дальней оконечности здания. Выбрался, с наслаждением вдохнул воздух — восхитительно свежий после подвальной затхлости, отдающей гнилью и крысиным пометом. Обладатели перстней знали о шести выходах такого рода, неведомых для прочих смертных.

В полицейском участке дежурный сержант подвинул к нему телефонный аппарат по гладкой поверхности стола, откусил полсосиски и, жуя, произнес:

— Это что, приятель! Часиков эдак в шесть прикончили комиссара Льют–Уэйта. Собственный телохранитель шлепнул. — Он откусил еще кусок. — Это до чего же дошло: собственных боссов в расход выводить!

— Что-что? — переспросил Грэхем, сердито накручивая телефонный диск. — Похоже, ко всему в довесок еще и городскую сеть отключили!

— И такое — всю ночь, — бубнил сержант, пережевывая сосиску. Наконец, проглотил, выпучил глаза, возвратил адамово яблоко на положенное природой место. — Дюжины, сотни! Уж мы их и лупили, и стреляли, — даже сжигали огнеметами! — а они прут и прут. Некоторые из придурков — наши же ребята, формы не снявшие! — Он воздел руку, подтверждая несокрушимую полицейскую отвагу. — Допустим, Хагерти докладывает о прибытии — так я начеку: а вдруг этот Хагерти — уже не Хагерти? Ведь не знаешь, кто следующим рехнется! И встречаю голубчика, предохранитель заранее сняв!

— Да, сейчас даже собственной матери не больно-то доверишься. — Внезапно связь восстановилась. — Здорово, Хетти! — выкрикнул Грэхем и скривился, услыхав ответное “Привет”. — Сангстера, немедленно, — потребовал он.

Раздался низкий глуховатый голос Сангстера. Грэхем глубоко вздохнул, припоминая события получасовой давности, потом торопливо принялся рассказывать о случившемся в офисе Разведывательного Управления.

— Никак не дозвонюсь до Вашингтона, — пожаловался он под конец. — Говорят, будто все линии выведены из строя и трансляционные станции тоже не в порядке. Так что, пока докладываю вам, — никого другого не могу вызвать.

— Хорошенькие новости, — мрачно изрек Сангстер. — Откуда звоните?

— Не знаю.

— Как? Не знаете, где находитесь? — От удивления у Сангстера даже сорвался голос.

— Я-то знаю. Зато вы не знаете и знать не будете.

— Вы… Вы отказываетесь мне сообщить? Подозреваете меня? Полагаете, я один из этих выродков?! — Он возмущенно замолчал. Грэхем старался разглядеть его выражение на маленьком видеоэкране, однако телефон работал скверно, видимость исчезала, беспорядочно мелькали темные и белые пятна. — Пожалуй, винить вас трудно, — продолжал Сангстер. — Одни предатели действуют, как безмозглые бандиты, другие проявляют исключительную хитрость.

— От вас требуется лишь одно: передайте, если это, разумеется, в ваших силах, все мною сказанное в Вашингтон, — попросил Грэхем. — У меня забот по горло, не могу сам искать возможность связаться. Помогите, пожалуйста.

— Постараюсь, — обещал Сангстер. — Еще что-нибудь?

— Да. Имена и адреса всех сотрудников разведки, находящихся в городе или его окрестностях. Не могли же все поголовно угодить в западню. Кое-кто порою неделями не выходит на связь. И наверняка бродит живой и невредимый. Необходимыми мне сведениями располагал только Лимингтон, однако в Вашингтоне должны знать не меньше.