Толкин Джон Рональд Руэл
Шрифт:
Он встал, выпрямился и словно бы вырос. Глаза властно сверкнули, плащ откинулся, и рука легла на рукоять незамеченного до сего момента меча. Хоббиты остолбенели, у Сэма отвисла челюсть.
— Но, к счастью для вас, я тот, о ком написано, — молвил он с высоты своего роста, и лицо его неожиданно смягчилось. — Я Арагорн, сын Араторна, и я уберегу вас от погибели, пусть даже ценой своей жизни.
Последовало долгое молчание, которое наконец осмелился нарушить Фродо.
— Я и без письма верил, что вы настоящий друг, — сказал он, — ну, во всяком случае готов был поверить. Страху вы на меня сегодня нагнали, и не раз, только это не тот страх, не такой, как перед Вражьими прислужниками. Да и, думается мне, будь вы подосланы Врагом, так иначе бы себя повели: на устах мед, а на сердце лед.
— Понимаю, — усмехнулся Бродяжник. — А у меня значит на устах лед, а на сердце незнамо что, да? Так ведь «не всякое злато — злато, не всякого в нетях — нет».
— Это что же, про вас стихи? — удивился Фродо. — А я даже в толк взять не мог, к чему они. Но как вы узнали, что Гэндальф их в письме поминал, коли самого письма не читали?
— А я и не знал. Но эти стихи связаны с именем Арагорна, моим именем.
Бродяжник извлек меч из ножен, и все увидели, что клинок обломан на расстоянии фута от рукояти.
— Что, Сэм? — спросил он с улыбкой, — не много нынче от него проку, а? Но близится тот час, когда он будет откован заново.
Сэм промолчал.
— Что ж, — проговорил Бродяжник. — С позволения Сэма будем считать — мы договорились. Я теперь ваш провожатый. Завтра в путь, и он будет нелегким. Из Пригорья мы, скорее всего, выберемся, но чтобы незамеченными — это вряд ли. Но я постараюсь сбить со следа всех не в меру глазастых и любопытных: есть в здешних краях тропки мало кому ведомые. Оторвемся от погони — направимся к Выветрени. И раз уж нам вместе по чащобам шастать, давайте перейдем на «ты», как между друзьями принято.
— Это как угодно, — отозвался Фродо.
— А что еще за Выветрень? — подал голос Сэм.
— Гора к северу от Тракта, примерно на полпути отсюда к Разлогу. С нее обзор хороший, хоть осмотреться сможем, и то польза. Да и Гэндальф, коли за нами последует, Выветрени не минует. Дальше, правда, дорога будет еще труднее, еще опаснее, но выбирать нам особо не приходится.
— А вы… ты Гэндальфа давно видел? — спросил Фродо. — Знаешь, где он сейчас? Что делает?
— Нет, — отвечал Бродяжник, и лицо его помрачнело. — Весной мы вместе пришли на запад: по его просьбе я присматривал за рубежами Хоббитании. Он уже много лет почти никогда не оставлял их без охраны. Последний раз я видел его в начале мая, у Сарнского брода, ниже по Брендивину. Он сказал, что с делами вашими наконец разобрался, и на последней неделе сентября вы вместе уходите в Разлог. А поскольку он оставался в Хоббитании, я отправился по своим делам. И это обернулось худом: его, видать, настигли дурные вести, а меня, как назло, под рукой не было.
С Гэндальфом я знаком давно, но никогда не тревожился из-за его отсутствия так, как нынче. Ладно, сам запропал — мало ли у него забот, — но уж весточку-то должен был послать непременно! Как только я вернулся, посыпались новости одна тревожнее другой. Эльфы Гилдора рассказали мне, что в Хоббитании объявились Черные Всадники, а Гэндальф на условленную встречу не явился, и ты покинул свой дом, так его и не дождавшись. Мне оставалось лишь караулить тебя и твоих спутников на Западном тракте.
— Как думаешь, это Всадники его задержали, Гэндальфа-то? — спросил Фродо.
— He представляю, кто еще мог бы помешать ему, разве что сам Враг. Но не стоит отчаиваться. Вы там, в своей Хоббитании, знаете Гэндальфа больше по огненным потехам, но он великий, могущественный маг, и дела его воистину велики. Правда, наше, пожалуй, будет потруднее и поопаснее всех прочих.
— Прошу прощения, — пробормотал Пиппин, подавляя зевок, — но я устал до смерти. Трудности там, опасности, дела великие — это ж не значит, что спать уже и не велено? Я, так если тотчас не лягу, засну, где стою. И где только Мерри, остолоп несчастный, шатается? Нам одного не хватало, впотьмах его по Пригорью разыскивать.
В этот миг внизу хлопнула входная дверь, коридор огласился торопливым топотом, и в комнату влетел Мерри, а за ним Ноб. Оба запыхались.
Все уставились на них с недоумением и тревогой. Наконец Мерри перевел дух и выпалил:
— Фродо, они здесь! Я их видел! Черных Всадников!
— Черных Всадников?! — в ужасе вскричал Фродо. — Где?
— Да здесь же, в самом Пригорье. Вы ушли, а я посидел часок в комнатушке да и пошел проветриться. Остановился неподалеку, под фонарем, стою себе, на звезды любуюсь, и тут меня прямо дрожь пробрала. Гляжу, там на дороге темень, а в ней какая-то жуть крадется, пятно черное, еще чернее ночи. Проскользнуло бесшумно у самого края света и пропало. Точно Всадник, хотя коня с ним не было.
— Куда он направился? — неожиданно резко спросил Арагорн.
Мерри вытаращил глаза, он только сейчас заметил в комнате незнакомца.
— Валяй, выкладывай! — велел Фродо. — Это друг Гэндальфа. Потом все объясню.
— Похоже, на восток, по Тракту, — продолжил Мерри. — Я хотел было проследить, но чуть ли не сразу потерял его из вида. Правда, все равно свернул за угол и дошел до самого крайнего дома…
Бродяжник воззрился на хоббита с удивлением.
— Сердце у тебя, вижу, храброе, — произнес он, — но поступать так было глупо.