— Истинная правда, господин викарий, — подтвердил ризничий, — раз уж вам и так всё известно, то…

— Расскажите мне подробней о той краже, — попросил викарий.

— Да тут и рассказывать нечего. Как-то после Утрени подхожу я к ризнице, хочу дверь открыть, вижу — замок сломан. Ноги у меня так и подкосились. Что украдено я сразу заметил: эти два канделябра были из тех, которыми мы пользовались в праздники, и хранились особо. Это были дорогие позолоченные канделябры, — ризничий провёл языком по сухим губам. — Я тут же рассказал всё господину аббату, и он согласился со мной, что вор должен быть найден и примерно наказан за кощунство. Ворота аббатства закрыли, не выпускали даже гостей и крестьян, бывших в то время в стенах обители. Помню, мы хотели начать именно с них, то есть не с братии. Но вдруг отец-настоятель посылает за мной и просит идти прямо в келью брата Рауля. Там без лишнего шума мы и нашли один из канделябров.

— А вас не удивило, что вор был найден так быстро? — спросил викарий.

— Удивило? С какой стати? — Лицо брата Антуана неожиданно просветлело, и он с благоговением пояснил. — Святой Аполлинарий явился во время молитвы отцу-настоятелю и указал, где искать.

— Ах, вот даже как! И вы ни на минуту не усомнились в виновности брата Рауля?

— Как же усомниться, когда канделябр у него под тюфяком нашли, — поразился брат Антуан.

— Но, если вы знали брата Рауля как достойного монаха…

Ризничий бесцеремонно перебил викария:

— Наши суждения ограничены и полны самообмана, господин викарий, но Святой Аполлинарий ошибиться никак не может.

Матье де Нель вздохнул, решив переменить тему.

— Скажите, брат Антуан, какого мнения вы были о покойном пономаре?

Ризничий поджал бескровные губы.

— Говорлив был пономарь без всякой меры, а это, как известно, дурно действует на братию.

— То есть разговоры были далёкими от благочестия? — уточнил викарий.

— От благочестия?! — Возмутился брат Антуан. — Их даже не назовёшь благопристойными! О таком в деревенских харчевнях лишь всякое отребье болтает.

— Интересно было бы послушать.

Ризничий на мгновение замер с приоткрытым ртом.

— Вам-то зачем?

— Видите ли, — терпеливо стал объяснять викарий, — я веду дознание о смерти пономаря и уже не единожды слышу о, так называемых, «историйках», которыми славился покойник. У меня сложилось впечатление, что где-то среди этих историй следует искать разгадку смерти брата Жана. Понимаете, это наитие, не более.

— А-а-а, — протянул брат Антуан, хотя лицо его красноречиво свидетельствовало о том, что объяснение викария он посчитал неубедительным.

Матье де Нель обругал себя за глупость. Лучше было бы ему сослаться на откровение от Святого Аполлинария: ему-де с неба виднее, чем интересоваться при дознании в первую очередь. Но теперь уже ничего не исправишь. Вероятно, завтра по аббатству поползут слухи, что визитатор охоч до скрабезных историй.

Брат Антуан, придя в себя после ошеломляющего заявления викария, сказал, осторожно подбирая слова:

— Я, собственно, не могу вам ничем помочь. Вы лучше спросите брата Гийома или друга его, брата Тома — это наш вестиарий 27 , вот те вам понарасскажут — настоящие паршивые овцы в стаде Господа.

— Кстати, с братом Гийомом я уже говорил сегодня, — подхватил тему викарий. — Мне показалось, он был огорчён вашим вмешательством. Вы, кажется, однажды не дали им дослушать интересный рассказ брата Жана.

— Конечно, им только такое и подавай. Одно бесстыдство на уме, — ризничий презрительно скривил рот и нехотя продолжил. — Пономарь, рассказывал о каком-то купеческом сыне, которого он учил грамоте, да о его матери, что любым способом пыталась урезать, положенную отцом плату за уроки. Вот пономарь, то есть тогда он ещё не был монахом, и решил отомстить оной даме, обратив своё похотливое внимание на старшую дочь. Вот и всё, что он успел рассказать.

— Немного, — викарий был разочарован.

Брат Антуан резко выпрямился в кресле.

— Не мог же я, господин викарий, допустить, чтобы братия узнала конец этой, несомненно, гнусной истории!

— Вы поступили абсолютно правильно, — поспешил заверить ризничего Матье де Нель. — Но я, признаться, ожидал большего. Возможно, каких-то деталей, которые натолкнули бы нас на правильный путь.

— Постойте-ка, — брат Антуан сдвинул брови к переносице, — пономарь, как будто, упомянул, что всё это случилось в Туре. Да-да, точно в Туре. А камерарий потом мне ещё сказал, что пономарь всё врёт, ибо он его в Туре никогда не встречал.

Нестерпимая боль вдруг пронзила голову викария, он несколько раз чихнул, обрызгав, сидевшего напротив ризничего. Брат Антуан наклонился и заглянул в слезящиеся глаза викария.

— Вы простыли. Надо бы послать за санитарным братом. Он у нас такую хворь в два счёта лечит. Главное, не запускать.

Матье де Нель потёр горевшие глаза.

— Кажется, вы правы, я действительно себя неважно чувствую.

— Неважно? — Жакоб, сидевший всё это время в своём углу тише мыши, подбежал к викарию и дотронулся до его руки. — Да у вас жар, святой отец!