Прокашлявшись, я довольно внятно сказал:

– Иесть тут хто-нибудь? – однако меня продолжала окружать тишина.

Судя по всему в палате кроме меня никого не было. Осторожно покрутив внезапно тяжелой головой, и переждав небольшое головокружение, я осмотрелся. Это была одиночная, персональная палата. В углу белый шкаф, у изголовья тумбочка, рядом табурет с наброшенным на него белым материалом, и только через несколько секунд до меня дошло, что это обычный больничный халат. В окно было видно крону дерева, по которому можно было определить, что я находился на втором, а то и на третьем этаже.

На тумбочке стояли банки-склянки с лекарствами, но не они привлекли мое внимание, а графин с водой. Горло пересохло до состояния наждачной бумаги и пить хотелось неимоверно. Несколько секунд жалобно посмотрев на воду, я осмотрел себя как только смог. Одна из ног, оказалось обрублена наполовину. С испугом посмотрев на левую, забинтованную снизу доверху, потом на обрубок, и от ужаса потерял сознание. Печальным было еще то, что ног я не чувствовал. Только ноющую боль.

Жанна Фриске, склонилась надо мною, и ложечкой зачерпнув кусок мороженного, вазочку с которым держала в руках, тихо сказала грудным сексуальным голосом:

– Ну съешь еще кусочек мой сладенький.

Несколько секунд я удивленно разглядывал ее. После чего быстро осмотревшись, не обращая внимания на ложку с мороженным у лица, пробормотал:

– Что-то мне все это напоминает.

– Ну съешь еще кусочек, – как заведенная просила она.

– Ты не настоящая, – слабым голосом сказал я, разглядывая ее.

– Это я не настоящая? – спросила она, скидывая халатик.

– Настоящая, – заворожено ответил я.

– Ну съешь еще кусочек, – вдруг сказала она, и около моего лица снова появилась ложка.

– Да не буду я. Не хочу.

– Будешь! – внезапно твердым и жестким голосом сказала Жанна.

Мою голову обхватили как будто клещами, и в мой полуоткрытый от возмущения рот, все-таки попало этот подозрительное мороженное. Как я не крутился, Жанна сумела впихнуть в меня еще три ложки.

Наконец я смог освободить одну ногу, и от мощного толчка девушка отлетела к стене, с глухим стуком врезавшись в нее.

Внезапно я понял, что снова обездвижен, как во сне с Анной Семенович.

С жужжанием и потрескиванием, тело Жанны зашевелилось и она стала подниматься.

Через рванные прорехи кожи был виден металлический скелет андроида. С жужжанием и потрескиванием плат от замыкания она рывками двинулась ко мне, говоря грудным сексуальным голосом:

– Ну съешь еще кусочек.

– А-а-а!!! Разбудите меня кто-нибудь!!!

Ни ущипнуть, ни отбиться я не мог, поэтому сделал то, что первым пришло мне в голову. Я больно прикусил губу.

Над головой было тот же потолок с трещиной.

«Интересно к чему эти сны? Надо будет сонник почитать!» – успел ошарашено подумать я.

Вспомнив последствия встречи с Семенович, я тут же заорал:

– Сестра, утку!!!

– Елена Степановна, очнулся наш мальчик, очнулся, – без стука ворвалась в кабинет главврача дежурная медсестра.

– Как он? – вставая спросила главврач.

– Сразу затребовал утку. С ним сейчас Марья Петровна находится. Обмывает.

– Не успели?

– Да нет, утку вовремя принесли. Сам больной потребовал. Странно как-то это…

– Что именно? – спросила главврач выходя из кабинета и закрывая его на ключ, согласно инструкции.

– Бойкий он больно. Такое впечатление, что с момента операции не десять дней прошло, и из комы он вышел не сегодня, а не меньше месяца прошло.

– Речь не плавает, голова не кружится? – задумчиво спросила Елена Степановна, останавливаясь у двери без номера.

– Говорит, что чувствует себя хорошо. Кроме сильной слабости и обычных после операционных болей, с ним все в порядке. Кушать потребовал. Я велела ему каши принести, манной.

– Правильно, если немного, то можно. Но то, что он чувствует себя хорошо, вот это странно, – ответила главврач и постучала в дверь.

– Войдите! – послышалось за дверью.

Не входя, Елена Степановна сказала, полуоткрыв дверь:

– Он очнулся.

После чего прикрыв ее, направилась в отдельную палату. Через несколько секунд их догнал мужчина лет тридцати в форме сержанта НКВД. Они вместе подошли к дверям палаты. Толкнув дверь, Елена Степановна первой вошла в палату.

– Нельзя больше больной, – как раз в это время отобрала у пациента, тарелку с остатками каши, пожилая санитарка.