Старлей уверенно подошел к трибуне, и поздоровавшись с присутствующими начал рассказывать:

– Я командовал эвеном в соседней эскадрилье, и знаю, как произошел этот подвиг. Наш полк вооружен «ишачками», и мы на них встретили войну. В тот раз капитан Мересьев со своей эскадрильей из шести истребителей вылетел на сопровождение бомбардировщиков. На подлете к цели они повстречались с тридцатью Хенкейлями, которые и атаковал. В этом бою капитан Мересьев лично сбил четыре самолета противника, а всего было сбито восемь Хейнкелей.

– Это все? – с любопытством спросил я.

– Да, – ответил он.

– Забавно, что вы забыли про бомбардировщики, которые сопровождал капитан Мересьев. Сколько из них вернулись на свой аэродром?

Старший лейтенант открыл рот чтобы ответить, закрыл, и замер с застывшим лицом. Он знал правду. Я тоже об этом однофамильце настоящего героя.

– Из четырнадцати СБ, что вылетели на штурмовку немецких войск не вернулся НИ ОДИН самолет. Четырнадцать на десять, странный размен, не так ли?.. Не стоит забывать и о том, что он потерял еще и два своих самолета. Вы можете вернуться на свое место.

Лейтенанта с отчетливо читавшимся облегчением покинул сцену и спустившись вернулся в зал.

– Давайте обсудим, что же там произошло. У меня была возможность выяснить подробность. В госпитале где я лежу проходит излечение штурман одного из СБ что охранял Мересьев. По словам это лейтенанта, Мересьев подло бросил их предоставив самим себе, хотя прекрасно знал что немецкие войска охраняются «мессерами». Что мне нравится в этих парнях, так это в отличии от… Хм. В общем, они не трусы.

Сжав зубы, эти Герои – причем Герои с большой буквы – разбомбили таки колонну немцев, а то что не вернулся ни один из них, так я думаю вы знаете кто в этом виноват. Мое личное мнение. За то что сделал Мересьев с него должны были снять не только шпалы – что кстати попытался сделать комполка – но и перевести его в бомбардировочную авиацию, пусть он сам испытает на своей шкуре что значит летать без прикрытия, пусть послушает крики заживо сгорающих экипажей. То, что этого Мересьева вознесли до героев, так тут была своя причина. За него заступились политработники. Им нужны были громкие победы… М-да… Думаю, закончим на этом, хватит брать личные примеры и перейдем к тактике и схемам воздушного боя в группе…

– Ну и как я выступил? – поинтересовался я у Архипова, устало откидываясь на спинку машины.

– Произвел впечатление. Мне очень понравились твои лекции на тему одиночного боя. Очень качественно расписаны преимущества и недостатки этого способа боя. Кстати я заметил больше недостатков чем преимущества.

– Так и есть. В группе и работается лучше, уж я-то знаю, приходилось работать. Неудачно правда, но все-таки. Кстати что у нас на завтра, кроме посещения Лавочкина?

– После Лавочкина, снова Центр. Он у нас на всю неделю расписан. Кстати я урезал одно посещение, чтобы ты посетил выделенную тебе квартиру.

– Когда?

– Через три дня, в понедельник, весь день твой.

– Вот это дело. Хорошо. Уф, что-то я тяжело себя чувствую. Хорошо нас приняли ребята из Центра, хорошо.

– Да уж, хлебосольно. Хороший стол был.

Так обсуждая планы, перескакивая на мои лекции мы доехали до Москвы и поехали по пригороду. Проскочив несколько улиц, мы выскочили на оживленную улицу и влились в поток машин. Мне нравилась вечерняя Москва, несмотря на то, что большинство окон имеет наклеенные ленты, а светомаскировка соблюдается свято, как будто она уже прифронтовой город, Москва красива в своей золотистой купели осени.

В госпитале меня встретили у входа. Два дюжих санитара подхватили под локти и бедра и понесли в палату, за ними нес мои костыли Архипов, на ходу что-то обсуждавший с медсестрой Машей, так же бывшей среди встречавших. После всех процедур и внимательного осмотра, меня оставили в покое. Откинувшись на подушку и закинув правую руку за голову, используя ее вместо подушки, левой держал за руку Дашу и рассказывал, как мне понравилось в городе. Перед отбоем, помиловавшись с девушкой, я стал просматривать свой дневник, ища, чего не хватает. Наметив пару идей, сделав пометки на полях чтобы не забыть, я уснул спокойным не тревожным сном.

Утром меня уже ждал Архипов. После процедур и плотного завтрака, меня вынесли к машине, и усадили на сиденье. Через полтора часа я был на аэродроме. В небе кружил одиночный самолет, судя по силуэту истребитель. Присмотревшись, я озадачился, он сильно напоминал мне Ла-5, однако что-то в нем было не так. Подъехав к группе людей машина остановилась.

Осторожно покинув ее я направился к Лавочкину, здороваясь с присутствующими на ходу. Сам Лавочкин хоть и кивнул мне приветливо, однако был мрачен. Причину его настроения я понял только тогда, когда представился стоящий рядом с ним мужчина.

– Гудков Михаил Иванович…

Понять, что тут происходит, было не трудно. Видимо Гудков решил испробовать все возможные способы чтобы продвинуть свою машину, которая, кстати, и была в воздухе, делая фигуры высшего пилотажа. Не думаю что он решил воспользоваться мною, но вот личный порученец Сталина… Это да. Это могло прокатить. А если еще мне дважды Герою Советского Союза – к мнению которого уже стали прислушиваться – машина понравится и я нашепчу нужные слова на ухо Архипову, то…

«Какие же тут мексиканские страсти однако. Прям клубок змей, разве что не шипят друг на друга».