интересно, что медики сделали с моей одеждой.

«Одежда, - проговариваю я себе, - только одежда. Я должен сосредоточиться только

на ней. Ничего другого. Никаких подробностей».

Сапоги. Носки. Брюки. Свитер. Военная куртка с множеством кнопок.

Много же кнопок она вырвала.

Небольшое воспоминание выбивает меня из колеи.

Я пытаюсь бороться с этим, но, чем больше я пытаюсь игнорировать воспоминание,

тем сильнее оно разрастается, превращаясь в монстра, которого я больше не могу

сдерживать. Я даже не понимаю, что припал к стене, пока не чувствую холод,

растекающийся по коже, глубоко вдыхаю и закрываю глаза, не в силах это терпеть.

Я знал, что она была просто в ужасе, напугана, но я никогда не предполагал, что те

чувства были направлены конкретно на меня. Я наблюдал за ее развитием, пока мы были

вместе; она, казалось, чувствовала себя более комфортно с каждой проходящей неделей.

Счастливее. Свободнее. Я позволил себе поверить, будто она видела будущее для нас; что

она хочет быть со мной, но считает это невозможным.

Я никогда не предполагал, что ее вновь обретенное счастье было благодаря Кенту.

Провожу здоровой рукой по лицу, прикрывая рот. То, что я сказал ей.

Глубокий вдох.

То, как я коснулся ее.

Моя челюсть сжимается.

Если бы это было только сексуальным влечением, я уверен, что не страдал бы от

невыносимого унижения. Но я хотел больше, чем просто ее тело.

И вдруг я умоляю свой разум представить стены, и ничего кроме них. Стены. Белые

стены. Блоки бетона. Пустые комнаты. Открытое пространство.

Я строю стены, пока они не рушатся, а после на их месте возвожу новые. Я строю и

строю, остаюсь неподвижным, пока мой рассудок не проясняется, очищается, оставляя

только небольшую белую комнатку. Лишь одна лампа, свисающая с потолка.

Чистая. Нетронутая. Безмятежная.

Я моргаю, когда весь потолок катастрофически давит на тот мир, что я построил, а

страх подкатывает к горлу, не позволяя сглотнуть. Я толкаю стены, делая пространство в

комнате шире, чтобы иметь возможность, наконец, дышать. Пока я не в состоянии стоять.

Иногда я жалею, что не могу выйти за пределы себя самого, хотя бы на короткое

время. Хочу оставить это изношенное тело позади, но слишком много целей, слишком

велик их вес. Эта жизнь – все, что у меня осталось. И я понимаю, что не буду рад

собственному отражению в зеркале.

Я противен самому себе. Я должен покинуть эту комнату как можно скорее, иначе мои

мысли ополчаться против меня. Я принимаю поспешное решение и впервые не обращаю

внимания на то, во что одет. Натягиваю свежую пару брюк, но брезгую рубашкой.

Продевая здоровую руку через рукав пиджака, а на второе плечо просто накидываю. Я

выгляжу смешно, но подумаю об этом уже завтра.

Для начала мне нужно покинуть эту комнату.

Глава 3

Дэлалью единственный здесь, кто не испытывает ненависть ко мне.

Он по-прежнему съеживается от страха в моем присутствии, однако не заинтересован

в моем свержении. Я чувствую это, хотя и не понимаю. Он, скорее всего, единственный

человек в этом здании, кто рад тому, что я не умер.

Я придерживаю руку, чтобы держать солдат подальше, которые рвутся вперед, когда я

открываю дверь. Это затрачивает большое количество концентрации, чтобы

предотвратить дрожь в пальцах, а затем я стираю небольшой блеск пота со лба. Момент

слабости недопустим. Этих людей не волнует моя безопасность; они только хотят быть

ближе к зрелищу, которым я стал. Они хотят увидеть трещины в моем здравомыслии, но у

меня нет ни малейшего желания показывать это.

Вести их вперед – в этом заключается моя работа.

В меня стреляли, но это не смертельно. Есть вещи, которыми управляют; и я буду

управлять ими.

Об этой ране забудут.

Ее имя не будет произнесено.

Мои пальцы сжимаются и разжимаются, пока я направляюсь к комнате L. Я никогда

раньше не задумывался, насколько длинные эти коридоры и сколько помещается в них

солдат. Ни передышки от любопытных взглядов, в которых читается разочарование тем,

что я не умер. Я даже могу не смотреть в них, чтобы узнать, о чем они думают. Но зная то,