Шрифт:
— Вот так. Не снимай его, а то разорвётся цепочка, — он справился с узлом и убрал руки.
Только сейчас Тель заметила перстень-печатку на указательном пальце правой руки. Ничего особенного, серебряный с чернением квадратик. Никаких потусторонних символов, свечения. Заодно она рассмотрела на левой руке церковное серебряное кольцо с короткой молитвой.
Да, спокойствия эта любовь не даст. Зато будет интересно. Но Даша…
Над кладбищем пронёсся гнусавый вой и шелест земли, раскапываемой лапами. Наван схватил Тель за руку, выпалил: «Бежим», и они проломились в противоположную сторону сквозь какие-то заросли. Как могли быстро побежали, и, вопреки законам снов, у них получилось. Они с хохотом мчались через кладбище, задевая ограды, подныривая под кресты. Это был сон, это было нереальным, поэтому не казалось неэтичным. В конце концов, всего через несколько мгновений они подбежали к кирпичной разрушающейся стене. Наван шустро забрался первым и подсказал, за какие уступы от выпавших камней цепляться и куда ставить ноги. Помог Тель подняться на стену. Внизу среди могил никого не оказалось, звуков тоже не было слышно. Беглецы рассмеялись и принялись слезать с другой стороны.
Тель боялась высоты. Даже два метра — немногим выше её роста — повергали в лёгкую панику. Спрыгнуть со стены, даже на руки магу, оказалось непосильной для неё задачей, и в самый ответственный момент, когда головокружение почти прошло, а ладони Навана легко касались колен, готовясь поймать девушку… она проснулась.
Первый жест — на шею — ни шнурка, ни собственно амулета. Укутавшись в одеяло, она встала и включила свет. Из-под скомканной подушки торчала записка:
«В полдень полночь у совы».
Наван опирался как раз на фигуру совы, он позвал её в тот парк, как зовут девушек на свидания. Только обычно говорят: «В двенадцать у кино», там же рядом такой загадочный для Тель кинотеатр. И печатку она раньше не видела, потому что перстень — там, в снах, где она Странница.
Судя по цвету неба, до рассвета ещё оставалось немного времени. Лишь бы только в свой сон провалиться!
Глава 65. Гастрономически-разрушительная
После победы над призрачной змеёй Хельга затеяла небольшую уборку в квартире Кира. Вследствие чего Лорешинад был «переквалифицирован в дворники»: вместо оружия ему выдали веник и указание мести «отсюда и до выхода». Эльф возразил было, что он не должен убираться в чужом доме, если ничего лично не сломал…
Хельга вздохнула и почти ласково сказала:
— Будем считать, что я этого не слышала. Но. Следующие несколько дней хорошо подумай, прежде чем выдавать нечто подобное. Иначе я за себя не ручаюсь. Ты. Меня. Понял?
На лице эльфа явственно читалось: «Почему? Что я сделал не так?», но девушка отвернулась к плите и начала яростно оттирать слипшийся в комки пепел от оленьего рога порошком, который, почему-то быстро превращался в пену. При этом ворча что-то о том, что не родился на свет мужчина, кому важна была бы чистота кухни. Эльф уже привычно пожал плечами и взялся за веник.
Наблюдавший эту сцену Сокол понимающе хмыкнул и обратился к Хельге:
— Я могу высказать свою версию о приближающихся проблемах?
— Сама объясню дома, — проворчала та. — С наглядными примерами. А пока пусть работает.
«У Хельги проблемы? Это плохо. Не думаю, что в данном случае может помочь оружие…»
У жриц тёмных случались «змеиные дни», когда они могли убить кого-нибудь без объяснения причин. Мужчины считали, что в жертву женским духам, и предпочитали держать дистанцию. Впрочем, в силу общего дурного нрава жриц, было сложно уловить такие моменты, так что мужчины предпочитали соблюдать дистанцию всегда. Лучше умереть от клинка соперника или светлого, чем от змеиной плети любовницы.
«Вряд ли она меня на самом деле убьёт… Но лучше не рисковать», — решил Лорешинад.
Он уже домёл до прихожей, когда в зале послышались шаркающие шаги и старческий голос:
— Кирилл! Ты ещё тут?
— Да, мам, — отозвался Сокол. — Но уже уезжаю. Сегодня меня подвезёт Хельга с другом, так что никого звать не нужно.
— Так у тебя гости? — голос прозвучал чуть радостнее. — Ну не буду вам мешать.
— Ничего страшного, Нина Владимировна, — заверила Хельга. — Мы уже уходим.