Оркестр сорвался в бравурную музычку. Зашумели аплодисменты, упал занавес, начался антракт.

— Егор, веришь? Честно, уже и не знаю. Я просто хочу, чтобы все было тихо и мне никто вилку в глаз не воткнул.

Он помолчал и вдруг мечтательно произнес.

— Ну а что, с другой стороны, ребенок… А вдруг девочка?

Тут уже Егор уставился на него с изумлением. Он только собрался ответить, как вдруг к ним за кулисы вбежал механик сцены.

— Альберт, пошли. Не понимаю, там шестерни клинит, но декорация ни при чем. Рычаг не проворачивается, я задник не могу поднять.

Альберт кивнул ему и протянул Егору руку, прощаясь. Ничего их разговор не решил, ничем они не могли помочь друг другу. Оба дрейфовали в море неопределенности и океане сомнений.

— Пока. Созвонимся.

Нина проболела неделю. Приезжала мама, подруга, вызывали неотложку, что-то кололи, еще раз была мама. Подруга оставалась на ночь. Градусники мелькали как ртутный дождь. Постепенно бредовое марево стало отступать, температура снизилась, вокруг глаз залегли темные круги. Подобно упрямому шурупу, Нина медленно вкручивалась обратно в жизнь. Прошло несколько дней, и она начала передвигаться по квартире, захотела поесть, почитать, выйти на улицу. К выходным почувствовала, что скоро выздоровеет.

В воскресный день Егор бродил по квартире в отвратительном настроении. Что-то мучило его, но он не мог разобрать, что именно. Потом вдруг понял. Грязь. Наслаждаясь жизнью, он изрядно заплевал все вокруг себя. Прошло совсем немного времени, а квартира стала липкой, пыльной и неухоженной. После их последней встречи от Нины не было никаких сигналов. Что она замышляла, он не знал, впрочем, было тихо, и его это вполне устраивало. Но внезапно проснулась обида. Как будто он вдруг стал не нужен. Его судьба больше не интересовала, дом зарастал грязью, и в этом было что-то гадкое.

Егор знал, кто во всем виноват. На поиски новой лампочки взамен перегоревшей в туалете ушло полдня. Безрезультатно. Он так и не нашел, где тут у Нины склад. Психанул и купил в соседнем магазине новую. Но злость уже побежала по венам. Ей надо было быть в печалях, переживать и угрызаться сомнениями, искать встречи, навязываться, перед глазами крутиться, а она свалила, оставила мужчину одного. Она же знала, что в быту он беспомощен. Она сама годами отвоевывала у него этот мир, а теперь отступила, как предательская волна. И он остался, мальчик-короткие-штанишки, один в заколдованном враждебном лесу. Он же ничего не знал. Понятия не имел, как работает стиральная машина, в какой кастрюле варить сосиски, где хранится туалетная бумага. Мало ему было своих забот, так теперь еще и все это осваивать!

Была у Егора мысль, что он зарвался. Что невозможно и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Он слишком многого хотел от Нины, но его внутренний гамбургский суд был закрыт на обед, и некому было предъявлять повестки совести. А злость, как нефть, имела свойство растекаться. Она и растекалась, а он не мешал.

Нет, ну как устроилась! Жила, как хотела, уехала, куда захотела, и даже на связь не выходит! И ведь могла, сука, позвонить, спросить, как он там, жив, здоров, имеет, что поесть, во что переодеться?! Нет, с глаз долой — из сердца вон! Гиена.

Он попытался было навести кое-какой порядок в доме, но у него ничего не вышло. С таким же успехом он мог пытаться вышивать или сортировать бисер. Все эти домашние предметы не прирастали к нему. Он мог убрать в своей машине, разобрать стол, отнести тарелку в раковину. Возможно, мог и еще что-то, но как только он брался за ее тряпки, у него сводило руки. Протест Y-хромосомы. Да пошла ты лесом, мелочная колдунья. Его дело было работать и зарабатывать, с бабой спать, а не гонять по дому пыль и натирать песком эти гребаные вилки.

А дом тонул в грязи. Несвежая одежда валялась по всем углам. Чистая посуда закончилась. Есть было нечего и не из чего. Кое-где уже слегка воняло. Окурки валялись повсюду. Сквозняк таскал по полу клочья пыли. Постель была не старой, а серой. Полотенца смердели. Хотелось поджечь квартиру и в этом очищающем огне истребить все признаки запустения. Но Егор не любил пожарища.

Мама по обыкновению была занята делами чрезвычайной важности, Нину он не простил, звонить ей не стал. Он знал, что злость в делах не помощник. Успокоился. Убил вечер на изучение инструкции к стиральной машине, ночью загрузил свою первую в жизни стирку, а вечером следующего дня привел в квартиру домработницу.

Уже после первого визита Марьванны грязь отступила. Все решилось легко и просто. Помимо порядка эта милая женщина обещала стирать и готовить два раза в неделю. Это, конечно, были не те ужины, к которым он привык, но оно того стоило. Отделялась еще одна ступень, еще на одну зависимость становилось меньше, и еще большей свободой манило будущее. Егор ликовал.

На секунду, когда бардак захватил все жилище, у него возникло тревожное предчувствие, что ничего не получится. Что он слишком привык к тому миру, который она с таким энтузиазмом построила. Каникулы плохиша закончились, и ему придется возвращать злющую мамашу в дом и в жизнь. Но он этого не хотел, поэтому проявил инициативу. Приглашенная женщина за деньги мыла, чистила, стирала, готовила, убирала и молчала. Правду говорят: зачем жениться, когда можно нанять домработницу?