– На веранде какой-то тип. Кажется, он тебя знает.

Эванджелина подняла взор, присмотрелась и закричала:

– Да это Ногги! Э-ге-гей!

– Э-ге-ге-гей!

– Пип-пип!

– Туддл-ду!

Поскольку к началу беседы они были в четырех возгласах от веранды, теперь они стояли рядом с прекрасным незнакомцем.

– Ногги Мортимер! – воскликнула Эванджелина. – Что вы тут делаете?

Молодой человек сообщил (видимо, с братской простотой, которая совсем не понравилась Энгусу), что он собирается здесь пожить, а пока коттедж не готов, поселился на время в клубе. При этом он один раз назвал Эванджелину «кисонькой», два раза – «лапочкой», три – «милочкой».

– Замечательно! – сказала она. – Расшевелите всех наших.

– Это уж точно, моя прелесть. Положитесь на старого доброго Ногги. В вашем клубе будет много веселых вечеринок.

– Не забудьте меня пригласить. Кстати, вот мой жених, Энгус Мактевиш.

– Привет шотландцам! – закричал Ногги. – Верней, пр-р-ривет! Ур-р-ра!

Энгус с горечью ощутил, что перед ним – душа общества, остряк, шутник, победитель. Провожая Эванджелину, он был задумчив.

– Этот Мортимер… – начал он.

– А что с ним такое?

– Именно, что с ним? Кто он? Где ты с ним познакомилась? Какой у него гандикап?

– Познакомилась прошлой зимой, в Швейцарии. Он жил в том же отеле. Кажется, у него очень много денег. В гольф он не играет.

– То есть как? – недоверчиво спросил Энгус.

– Так. Но прекрасно ходит на лыжах.

– Тьфу!

– Что?

– Тьфу. Лыжи, вы подумайте! Что за чушь? Мало в жизни горя, чтобы еще привязывать к ногам какие-то доски? И помни, от лыж до тирольских воплей – один шаг. Хочешь, чтобы здесь кричали: «Ти-ра-ра-ра-ля» или что-нибудь в этом духе? Поверь, этот Мортимер поет и орет.

– Да, он много пел, – признала Эванджелина. – И кричал «Йодл-йодл» с лакеями.

– При чем тут лакеи?

– Они швейцарцы. Вот он и кричал им. Мы чуть не лопались от хохота. Он вечно над всеми подшучивает.

– Подшучивает?

– Ну, дает хлопушки в виде сигар. У нас там был один епископ, Ногги дал ему сигару, и он чуть не взлетел. Как мы смеялись!

Энгус резко глотнул воздух.

– Ясно, – сказал он. – Он не только поджигатель, но и богохульник. Тьфу!

– Я бы не хотела, чтобы ты бранился.

– А что еще делать? – мрачно спросил Энгус.

Радость угасла. Зеленые холмы счастья окутал темный туман, синие птицы исчезли, как не было. Энгус мрачно смотрел в будущее, и не без причины. Шли дни, и он все больше убеждался, что Эванджелина увлеклась этим пошляком. В первое же утро тот показался ему слишком общительным. Через неделю стало ясно, что «общительный» – не то слово. Ногги мелькал, сверкал, блистал; казалось, что ты смотришь из-за кулис сцену у балкона. Энгус Мактевиш пал духом и дважды тратил шесть ударов на лунки, для которых в счастливые дни хватало трех.

Ясно коту (сказал старейшина), что эти души общества особенно опасны в сельской местности. В городе их тлетворное влияние меньше. Бурная городская жизнь укрепляет девушек, и те реже поддаются их губительным чарам. А в тихом селении, где жили Энгус и Эванджелина, мало противоядий, ничто тебя не отвлекает.

Конечно, кроме гольфа. Единственным утешением для Энгуса было то, что его невеста по-прежнему боготворила эту игру и прилежно готовилась к весеннему женскому чемпионату.

Да, это было утешением, но не очень сильным. Подготовка к матчу свидетельствовала о том, что Эванджелина еще не утратила высших, лучших свойств. Но зачем готовиться, если каждый вечер ходишь на вечеринки? Прежде она ложилась в одиннадцать, проведя вечер за хорошей книгой, скажем – за трактатом Брейда. Теперь она соревновалась с молочником, кто придет позже, и три раза из четырех побеждала.

Энгус пытался урезонить ее, когда, зевнув, она выронила клюшку.

– А чего ты хочешь, – сказал он, – если всю ночь пляшешь?

Она удивилась.

– Неужели ты думаешь, что это отражается на игре?

– Отражается! Это ее губит.

– Все ходят в гости.

– Не перед важным матчем.

– У Ногги так весело!

– Да?

– Он – истинный волшебник. Видел бы ты его вчера! Он сказал Джеку Прескоту, что они покажут вместе фокус, тот положил руки на стол, Ногги поставил на них стакан воды и…

– И?.. – повторил Энгус, страшно страдая, что человек с гандикапом четыре подвергается издевательствам.

– И ушел. А Джек не мог убрать руки, он бы весь облился. Мы просто выли от хохота.

– Так, – сказал Энгус. – Если тебя интересует мой совет, прекрати эти бесчинства.

– На той неделе я должна пойти…

– Почему?

– Я обещала. У него день рождения.

– Хорошо. Я пойду с тобой.

– Да ты заснешь. Видел бы ты, как он тебя изображает! Ведь ты и правда спишь в гостях.