– Я не убил его?

Квирренбах потер синяк на физиономии:

– Ничего такого, с чем не справится «топливо грез».

– Примерно так я и думал, – кивнул я. – Так что это за вещество, Квирренбах? Вы должны знать. Его синтезируют?

– Смотря что называть синтезом, – ответил он.

– Он просто сошел с ума, – сказал Небесный. – Когда понял, что застрял здесь навечно, поскольку путь домой ему заказан. В этом нет ничего странного.

– А как по-твоему, этот Лаго действительно существовал? – спросил Гомес.

– Возможно. По большому счету это не важно. Так или иначе, нам придется войти внутрь. Если найдем парня, значит все правда. – Небесный старался говорить как можно убедительнее. – А может, Оливейра сам прикончил Лаго? Они поссорились, такое вполне возможно. А когда Оливейра понял, что натворил, он сошел с ума.

– Сошел ли? – усомнился Гомес. – Все-таки похоже на послание нормального человека, который столкнулся с чем-то ужасным.

Через несколько минут они отстыковались от шаттла Оливейры, оставив мертвеца там, где его нашли. Затем осторожно, на коротких импульсах двигателей малой тяги, облетели корабль. С этой стороны корпус выглядел целым, и «Калеуче» казался обычным кораблем Флотилии.

– Повреждения четко локализованы, – заметил Гомес. – Это не похоже на ожог корпуса, полученный «Сантьяго» при взрыве «Исламабада», но геометрия полностью идентична. Согласны?

Небесный кивнул, вспоминая тень своей матери, выжженную на корпусе звездолета. На «Калеуче» случилось нечто принципиально иное. Но что-то, безусловно, случилось, и причина была неизвестна.

– Не вижу, какая здесь может быть связь, – сказал он.

С пульта донесся мелодичный звон – сработала одна из автоматических систем предупреждения, установленных Норкинко. Небесный взглянул на него:

– В чем дело? У нас проблемы?

– С техникой все в порядке. Проблема… хм… несколько иного свойства. Кто-то только что просканировал нас фазированной решеткой.

– Откуда был сигнал? С Флотилии?

– Направление совпадает, но не совсем. Думаю, это другой шаттл, Небесный. Он приближается – возможно, решил последовать нашему примеру.

– Или увязался за нами, – высказал предположение Гомес. – Сколько часов в запасе?

– Чтобы это выяснить, нужно хотя бы зацепить его радаром. Может, день, а может, шесть часов.

– Черт! Ладно, давай проберемся на корабль и посмотрим, что внутри.

Они приблизились к неповрежденной стороне командного отсека и занялись поисками подходящего шлюза. Небесный не горел желанием попасть на «Калеуче» любой ценой, но на корпусе корабля было достаточно мест, где шаттл мог закрепиться, чтобы высадить или принять на борт пассажиров. Обычно корабль реагирует на приближение шаттла включением шлюзовых систем: загораются сигнальные огни, а когда расстояние до «такси» сокращается до нескольких метров, ему навстречу устремляются скобы-захваты, помогающие осуществить стыковку. Если на корабле остались хоть какие-то запасы энергии, причальные механизмы должны проснуться даже после десятилетий бездействия. На шаттле уже пищала сигнализация, но ничего не происходило.

– Ладно, – сказал Небесный. – Поступим как Оливейра: воспользуемся крючьями.

Остановив шаттл точно над шлюзом, он нажал кнопку, и крючья бесшумно впились в обшивку «Калеуче». Шаттл начал подтягиваться на тросах, точно паук на паутине. Потом обшивка подалась, словно шкура живого существа, – похоже, крючья вошли не слишком глубоко. Ничего, какое-то время они продержатся. Главное, чтобы шаттл успел оказаться в шлюзе. Тогда, даже если он сорвется с креплений, автопилот не позволит ему вылететь наружу.

Все трое, уже в скафандрах, снова прошли в тамбур и подождали, пока не восстановится атмосфера. Небесный идеально рассчитал позицию шаттла: их причальное герметичное сочленение было идеально соосно корабельному, на помещавшейся в нише панели выстроились в ряд рычаги ручного управления. Из опыта, полученного на «Сантьяго», Небесный знал: воздушные шлюзы сделаны настолько надежно, что даже после многолетнего перерыва ручное открывание дверей должно сработать безупречно.

Система была устроена элементарно. Повернуть один из рычагов – откроется внешний люк. В камере обмена находится более сложная панель, с которой запускаются насосы, – чтобы внутренность корабля, где сейчас, наверное, космический вакуум, заполнилась воздухом. Впрочем, если по ту сторону люка нет атмосферы, пройти будет еще легче.

Небесный взялся за рычаг. Но едва ладонь, обтянутая перчаткой, сомкнулась на рукоятке, он понял: что-то не так.

То, что оказалось у него в руке, не было металлом.

Больше всего это походило на плоть.

Он еще осознавал этот факт, когда рука, мгновение назад получившая сигнал мозга, надавила на рычаг, одновременно поворачивая его по кругу, – движение должно было заставить люк отъехать в сторону.

Должно было.

Рычаг не повернулся. Он изогнулся и вытянулся, словно кусок теплого воска. Нагнувшись так, что щиток шлема едва не коснулся панели, Небесный присмотрелся. Причина была очевидна. Рычаг и не мог действовать: он просто сплавился с панелью, стал с ней единым целым. То же самое и остальные рукоятки: они словно вырастали из пульта – или вросли в него. Небесный покосился на люк, на этот раз почти со страхом.