Шрифт:
Это было тусклое золотистое сияние, и оно приближалось.
Я все еще размышлял над только что пережитыми событиями. Меня не оставил страх, с которым Небесный входил в нутро «Калеуче», и этот страх имел металлический привкус, словно во рту я держал пулю. Я тоже спускаюсь в темноту, тоже надеюсь получить ответ – или вознаграждение. Сознаю, что подвергаюсь огромной опасности, и понятия не имею о том, что ждет впереди. Совпадение было потрясающим, и от этого мороз шел по коже. Теперь Небесный был не просто образом, заполонившим мое сознание. Он управлял мной как кукловод, заставляя повторять его шаги… а ниточки тянулись сквозь столетия.
Я сжал кулак. Сейчас рука снова закровоточит, как во время последнего видения.
Но на ладони не появилось ни капли крови.
Робот-обходчик продолжал с грохотом ползти вниз по трубе. Квирренбаху больше не удалось добиться, чтобы тот увеличил скорость. Жара была почти невыносимой. Еще три часа, и мы просто умрем от обезвоживания.
Но в трубе становилось все светлее.
Скоро я понял почему: секция трубопровода, к которой мы приближались, была сделана из грязного стекла. Квирренбах заставил кабину вращаться вокруг оси, так что не думаю, что снаружи можно было разглядеть, кто спускается по трубе. Но у меня по-прежнему был хороший обзор. Трубопровод тянулся через темное помещение, похожее на пещеру. Повсюду, точно гроздья, висели какие-то устройства – огромные емкости наподобие доменных печей, соединенные паутиной блестящих шлангов, похожих на кровеносные сосуды, кабелей и тонких мостиков. На полу, точно стадо спящих бронтозавров, рядами стояли могучие турбины.
Мы почти добрались до крекинг-станции.
Я оглядывался, пораженный размерами этого помещения и тишиной.
– Похоже, ни одного дежурного, – заметила Зебра.
– Это нормально? – спросил я.
– Да, – ответил Квирренбах. – Здесь все автоматизировано. И мне бы ужасно не хотелось, чтобы именно сегодня сюда пришли дежурные… и обнаружили нас.
Справа и слева тянулись многочисленные трубопроводы – наподобие того, по которому мы спускались. Они достигали круглого полупрозрачного перекрытия на подпорках из темного металла и проходили сквозь него. Ниже был лишь пепельно-серый туман – крекинг-станция располагалась глубоко в Бездне и обычно пряталась под ее клубами. Лишь иногда спираль восходящего теплового потока на мгновение рассекала туман, позволяя увидеть каменные стены, отвесно уходящие в недра планеты. Далеко в вышине, точно антенна, торчал Стебель – туда меня водила Сибиллина, чтобы показать прыжки в туман. Это было всего два дня назад, но мне казалось, что прошла вечность.
Мы были в Бездне.
Робот-обходчик полз и полз. Сначала я думал, что мы высадимся где-нибудь на полу крекинговой камеры, но Квирренбах спокойно продолжал вести машину вниз, в темноту, сквозь перекрытие, на котором стояли турбины. Может быть, там есть еще одно помещение? Какое-то время я тешил себя этой мыслью… пока не понял, что мы забрались слишком глубоко.
Труба, по которой мы двигались, проходила сквозь крекингстанцию.
Спуск продолжался. Трубопровод несколько раз поворачивал, потом шел почти горизонтально, потом вновь под уклон. Жара стала невыносимой, и я едва держался на грани обморока. Губы пересохли, и мысль о стакане холодной воды превратилась в нечто вроде психологической пытки. Не представляю, каким образом удалось не отключиться. Наверное, я просто знал, что мне понадобится ясная голова, когда робот наконец доставит нас куда следует.
Еще тридцать-сорок минут, и внизу снова засиял свет.
Похоже, наше путешествие закончилось.
– Только этого не хватало… Норкинко, проверь…
Не договорив, Небесный посветил фонариком в шахту, откуда они пришли. Трос, секунду назад натянутый как струна, провис, словно стал длиннее. Похоже, перебит где-то ближе к середине.
– Идем-ка отсюда, и поскорее, – сказал Норкинко. – Мы не успели забраться далеко, так что сможем вернуться на шаттл.
– Ты предлагаешь выйти сквозь обшивку? Трос не мог оборваться сам по себе.
– У Гомеса на шаттле есть специальный резак. Он сможет вытащить нас – он знает, где мы находимся.
Небесный задумался. Спору нет, Норкинко прав. Любой здравомыслящий человек сделает все возможное, чтобы выбраться наружу. Именно этого желала некая часть личности Хаусманна. Но другая твердо решила разгадать тайну этого корабля, и она была сильнее. Теперь можно не сомневаться: «Калеуче» создан кем угодно, только не людьми. Это означает, что обнаружено первое в истории человечества свидетельство существования иного разума. Но самое удивительное то, что «Калеуче» присоединился к Флотилии. Шанс обнаружить медлительные хрупкие ковчеги в бесконечности космоса был ничтожно мал. И чужак не пытался установить контакт, предпочитая десятки лет следовать за землянами словно тень…
А что внутри? Корабельное имущество, на которое они рассчитывали, даже запасы антивещества – это ничтожная малость по сравнению с тем, что находится на борту «Калеуче» и ждет инвентаризации. Каким образом кораблю удается идти с той же скоростью, что и Флотилии, – восемь процентов скорости света, не больше и не меньше? И почему-то кажется, для чужака это не составляет труда. Где-то в глубине, в конце одного из тоннелей, больше похожих на червоточины, должны находиться привычного вида устройства, которые позволяют разогнать корабль до максимальной скорости. В любой момент их можно запустить снова. Не обязательно разобравшись, как они работают, но сделав так, чтобы они заработали.
И нельзя исключать, что это произойдет очень скоро.
Нужно двигаться дальше. Иначе все труды пропадут даром.
– Продолжаем, – сказал Небесный. – В ближайший час точно что-нибудь обнаружим. Постараемся не заблудиться. Компасы в порядке?
– Мне все это не нравится, Небесный.
– Естественно. Но подумай о том, что ты здесь можешь узнать. У тебя уникальный шанс понять, как функционирует этот корабль, добраться до его информационных сетей, до протоколов передачи данных, до базовых принципов его конструкции… Возможно, они совершенно чужие для нас; возможно, образ мышления создателей этого корабля так же далек от нашего, как, скажем, цепочка молекул ДНК от мономолекулярного полимера. Нужен особый склад ума, чтобы постичь хотя бы основы. И только не говори, что тебе это совсем не интересно.