– У тебя еда есть?

Вздрогнув, я едва не выронил снег, который нес наверх. Я узнал голос Сары, жены Ричарда, однако, повернувшись, испугался еще больше. Голос был ее, но она сама…

Из полумрака на лестничной площадке на меня смотрели отчаянные, запавшие глаза. Сара куталась в грязное, ветхое одеяло, и я видел ее редкие седые волосы, усеянные гнидами.

Она воровато оглянулась, затем снова посмотрела на меня, улыбаясь потрескавшимися, распухшими губами. Костлявой рукой коснулась ярко-красной язвы на щеке.

– Пожалуйста, Майкл…

– А, конечно, – промычал я в ужасе. В моем кармане лежало сокровище – кусок сыра, приберегаемый для Люка. Я протянул его ей, и она жадно затолкала сыр в рот.

– Сара!

Она отшатнулась, словно напуганный зверь. На пороге появился Ричард.

– Идем, ты нездорова, – приказал Ричард.

Сара выставила вперед тощую руку, покрытую черными и лиловыми синяками.

– Не хочу.

Ричард посмотрел на меня, затем улыбнулся, показав блестящие белые зубы. На нем был шерстяной свитер и теплые штаны. Гладко выбритое лицо буквально лучилось здоровьем.

– Болеет… – пожав плечами, объяснил он.

Ричард шагнул вперед и ухватился за одеяло. Сара пискнула, когда он взял ее на руки.

– Ты не мог бы принести нам воды, когда закончишь? – попросил он.

И ушел.

– В чем дело?

По лестнице поднимался Чак, держа в здоровой руке канистру с дизельным топливом.

– Сара хотела есть.

– Как и мы все, – невесело рассмеялся Чак.

– Она больна, – сказал я, по-прежнему глядя в дверной проем.

– Всем нам сейчас плохо, – ответил Чак, тяжело шагая по ступенькам. – Ты видел, что они едят?

Кое-кто из беженцев начал ловить крыс на первом этаже. Ирина научила помещать снотворное и другие яды в кучах мусора – животные были слишком быстрые и агрессивные, чтобы ловить их руками. И если люди ели крыс, значит, они травились теми же ядами, что и крысы. В углу одной из комнат-«туалетов» я нашел гору обглоданных крысиных костей.

Послышался звук закрываемой двери – наверное, двери в квартиру Ричарда.

– Ты бывал у них в последнее время?

Чак посмотрел на меня и поставил канистру.

– Вид у тебя хреновый.

Мне действительно было нехорошо, однако сейчас болели все. Мир перед глазами пошел кругом, и я схватился за перила, чтобы не упасть.

– Эй! Ты как?

Я сделал глубокий вдох.

– Сейчас выгружу этот снег в бочки и тогда прилягу.

– А может, приляжешь прямо сейчас и съешь что-нибудь?

Сегодня утром мы пожарили на сковороде немного курятины. От одной мысли о ней слюни потекли так, что даже стало больно. Мы пытались скрывать, что мы делаем, готовили на маленькой газовой плитке в углу спальни Чака и Сьюзи, но я был уверен, что запах проникал даже сквозь стены.

Наверное, он и заставил Сару выйти из своего убежища.

– Нет, серьезно – может, поешь?

Я оцепенел.

– А с этим я разберусь, – предложил Чак.

Он поставил на пол канистру с топливом и посмотрел на ведро, которое я тащил наверх. Мы с Винсом пытались поднять на этаж как можно больше снега.

Когда я утром вышел из квартиры, меня едва не стошнило от мерзкого запаха. Я думал, что уже привык к нему, что хуже уже не будет – однако ошибался. Ночью состояние двух беженцев ухудшилось, и они наложили в штаны.

Пэм сказала, что это от обезвоживания; оставалось надеяться, что она права. Значит, требовалось как можно больше воды.

Мне действительно было нехорошо. Волна тошноты внезапно преодолела голод, полыхавший в желудке. Я собрал все силы и стал ждать, когда она пройдет.

– Все еще собираешься выслеживать Пола? – спросил я.

Чак кивнул.

– Мы должны вернуть этот ноутбук – ради общего блага.

Он много рассуждал про ноутбук, про то, как важно добыть информацию о событиях, которую люди прислали по сети. Но все понимали, что у Чака личные счеты с Полом.

Когда правительственные структуры рассыпались, ответственность за правосудие перешла к спонтанно созданным группам. Удержать горячие головы в узде могла сильная централизованная власть, но что делать, если эта власть и горячая голова – один и тот же человек?

В достатке у нас было только одно – время на размышления, а Чак думал лишь о Поле – голод сменялся жаждой мести. У меня уже не было сил с ним спорить.

– Пожалуй, пойду, прилягу ненадолго.

– И кстати, у Ричарда я не был, – сказал Чак. – Он сказал – раз мы забаррикадировались, то и он никого не впустит.