— Я думаю, в батальоне найдутся люди, которым можно так же доверять, как и тебе… — Добровольский несколько раз прошелся по комнате, вынул из портсигара папиросу, закурил, опять подошел к Варламову. — Только доверие должно быть двусторонним. То есть подбирай таких людей, которым доверяли бы не только мы, но и матросы. Лучше всего, когда червь подтачивает дерево изнутри. Никто ничего не видит, а дерево в один прекрасный день вдруг — раз! — и валится набок. Верно я говорю?

— Верно, господин подполковник!

— Верно, верно, верно… — нараспев протянул Добровольский.

Пройдясь еще несколько раз по комнате, он сел за стол и, вскинув на поручика глаза, сказал уже совсем другим голосом, жестко и сухо:

— Ступайте выполняйте приказание, поручик.

— Слушаюсь, господин подполковник! — И Варламов, щелкнув каблуками, быстро вышел.

Добровольский с гордостью посмотрел ему вслед поверх пенсне с толстыми стеклами, которое надевал только у себя в кабинете во время работы. Он был уверен, что не ошибся, поручив это важное дело именно Варламову, что тот рано или поздно и здесь, на Кавказе, оправдает, как всегда, его доверие.

Добровольский имел все основания верить молодому офицеру. Еще не было случая, чтобы поручик Варламов подвел его. Он лез из кожи, выполняя малейшее приказание своего благодетеля. Вот и сейчас, получив ответственное задание, он не захотел терять ни минуты. Да, он умрет, но оправдает доверие, оказанное ему командиром батальона здесь, среди этих диких гор.

От Добровольского поручик отправился в комендатуру крепости и, повалившись на диван, принялся обдумывать, с какой стороны ему взяться за порученное дело. Он перебирал в памяти солдат, которые были преданы ему и с которыми он находился в приятельских отношениях. На некоторых из них он мог положиться с закрытыми глазами. Он знал их как свои пять пальцев. Они не раз вместе кутили с проститутками на окраинах Одессы и Харькова.

Поручик Варламов вспомнил о Сырожкине, своем земляке, которого знал с детства.

Этот молодой солдат с жесткими, цвета соломы волосами, узенькими раскосыми глазками на большом скуластом лице монгольского типа с виду казался настоящим увальнем. Однако поручик знал, что Сырожкин обладает редкими качествами, которые на первый взгляд трудно было в нем предполагать. Если бы удалось прибрать к рукам этого солдата, Варламов с уверенностью мог бы сказать, что добьется успеха на новом посту. Ему было на что рассчитывать. Чего стоило одно только поразительное бесстрашие Сырожкина! Этот солдат не боялся ни бога, ни черта, ни даже самой смерти, которой так страшился Варламов, человек далеко не робкий.

Да, поручик многое отдал бы, чтобы приобрести такого помощника, как Сырожкин. Но как это сделать? Угрозы и запугивания ни к чему не привели бы. Он помнил еще с детства, что на Сырожкина подобные вещи не действуют. Надо было искать пути другие.

Что же могло прельстить солдата? Женщины, водка, деньги?

Первое сразу отпадало. Варламов знал, что Сырожкин абсолютно равнодушен к прекрасному полу. Солдаты любили, смеясь и смакуя подробности, рассказывать о том, как Сырожкин сгреб однажды на улице в охапку женщину, осмелившуюся игриво подморгнуть ему, и посадил в лужу.

А вот деньги Сырожкин любил. Больше того, деньги были единственным богом, которому он поклонялся. Деньги имели неограниченную власть над этим угрюмым солдатом с жесткими соломенными волосами, которого так боялись и ненавидели женщины.

На эту слабость Сырожкина поручик Варламов и возлагал большие надежды. Он чувствовал, что с помощью золотого тельца ему удастся заарканить и приручить строптивого солдата.

"Куй железо, пока горячо!" — Варламов решил побеседовать с Сырожкиным в тот же день после возвращения солдат в казармы.

В четверг после обеда Бондарчук пришел в мастерскую портного Усуба.

Мастер, как и в прошлый раз, сидел на прилавке, поджав под себя ноги, и шил. Едва хлопнула дверь, он повернул голову и взглянул на вошедшего поверх очков. Солдата узнал сразу, но виду не подал.

— Ну что, готова моя рубаха? — спросил Бондарчук.

Уста Усуб выглянул в распахнутое окно и, убедившись, что подручного Хамдии поблизости нет, кивнул на серую, закопченную занавеску, перегораживающую мастерскую пополам.

— Иди туда. Сейчас получишь рубаху.

Бондарчук прошел за занавеску и увидел низенькую узкую дверцу, похожую на створку стенного шкафа. Дверь была приоткрыта. Услышав за ней шорох, он, согнувшись, вошел.

В полутемной сырой комнатке на токарном станке сидели двое. Едва Бондарчук шагнул за порог, они сразу же поднялись.

— Бахрам, — представился первый, стискивая пальцы солдата сильной, грубой рукой.

Бондарчук посмотрел на второго и подумал про себя: "Как странно! Лицо молодое, а сам весь седой…" Он подал руку: