Гассэ остановился перед Смирновым, положил ему руку на плечо и, прищурившись, иронически усмехнулся.

— А что думает по этому поводу наш удрученный философ?

Смирнов оторвал глаза от книги и мрачно посмотрел на хозяина дома. Его взгляд еще больше рассмешил Гассэ.

— Понимаю, дружище, почему ты так косишься на меня. Знаю, ты скажешь, что винные пары сделали меня болтливым. Нет, мой дорогой, пока что ты не двоишься у меня в глазах. Сейчас моими устами глаголет истина. Восьми, к примеру, сегодняшнее событие. Если бы Дружина своевременно… — Гассэ приставил указательный палец к виску и щелкнул языком, — то он сегодня не нарушил бы равновесия… Откровенно говоря, подполковник меня удивляет. На его месте я бы в первый же день отправил Дружина к праотцам. Так-то, мой друг!

Неожиданно Смирнов отшвырнул в сторону книгу, которую держал в руках, сердито хлопнул кулаком по столу и поднялся.

Гассэ невольно попятился от него. Офицеры повскакали с мест.

— Убивать?! — крикнул Смирнов; ярость, прозвучавшая в его голосе, удивила всех присутствующих. — Убивать?! Уничтожать?! На другое мы не способны! А откуда ты знаешь, что завтра они тебя не расстреляют? Может быть, они тоже скажут тебе, что ты нарушаешь равновесие?! Ты уверен, что они завтра не будут командовать нами? Ну, кто в этом уверен? Отвечайте! А! Молчите?!

Капитан Смирнов стоял бледный как полотно. Губы у него тряслись, а голубые, обычно кроткие глаза налились кровью. Видя, что ему никто не отвечает, он опять сел, поставив локти на стол и обхватив голову руками.

Хозяин дома, близко знавший капитана Смирнова, впервые видел его в таком состоянии.

— Правильно! — бросил он. — Вот поэтому-то мы и должны сегодня расстреливать их, иначе завтра они расстреляют нас. Чтобы не умереть завтра, ты должен убивать сегодня. Таков закон жизни! Кроши, режь, бей, чтобы не дожить до того дня, когда солдат станет твоим господином! Кромсай всех подряд направо и налево!

Капитан Смирнов поднял голову и уставился на капитана Гассэ. Тому показалось, что перед ним сидит сумасшедший: такие страшные глаза он видел только у душевнобольных.

— Значит, будучи уверенным, что солдат тебя завтра ограбит, — сказал Смирнов, — ты должен сегодня сам залезть в его карман и отобрать у него последние гроши? Так, что ли? И это тоже, по-твоему, закон жизни?

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать… — удивленно пожал плечами капитан Гассэ, делая шаг вперед.

— Что я хочу сказать? — На губах у капитана Смирнова появилась горькая усмешка. — Быстро же ты забыл, о чем только что говорил своему денщику. На чьи деньги он побежал покупать вино? Их зарабатывали не для тебя. Кто знает, ценою каких жертв они присланы нашим солдатам? Может быть, матери лишали своих детей куска хлеба! "То, что сделал капитан Гассэ, это хуже, чем мародерство!

Гассэ побагровел, вытаращил глаза, схватил Смирнова за ворот мундира и тряхнул.

— Да ты понимаешь, что говоришь, капитан?

— Понимаю, конечно, понимаю.

— Мерзавец!

Гассэ замахнулся, но Смирнов успел вовремя поймать в воздухе его руку и отвести удар.

Присутствующие на вечеринке офицеры, видя, что дело может кончиться плохо, бросились их разнимать. Штабс-капитан хотел оттащить Гассэ в сторону, но тот вырывался у него из рук и размахивал кулаками, норовя ударить Смирнова.

— Пустите! — кричал Гассэ с пеной у рта. — Его надо уничтожить! Он заразный! Он заражен жалостью к вонючим солдатам! Демократ! Плебей! Мразь человеческая!

Штабс-капитан, обхватив сильными ручищами хозяина дома, крепко прижимал его к своей груди.

— Опомнитесь, господа! Что вы делаете! — приговаривал он. — Не дай бог, дойдет до подполковника! Он и так вне себя из-за сегодняшнего происшествия. Поверьте, он вас сделает козлами отпущения.

Но капитан Гассэ не унимался. Он попробовал пустить в ход ноги. Только железные объятия штабс-капитана не позволили буяну ни на шаг сдвинуться с места.

Капитан Смирнов спокойно, без тени страха, стоял у стола.

— Герой! — печально улыбнулся он, презрительно глядя на Гассэ. — Уже и лягаться начал?

Гассэ рванулся что было силы, но снова безрезультатно: пальцы штабс-капитана словно клещи впились в его плечи. Денщик Федька, появившийся на пороге с бутылками в руках, так и застыл в изумлении, раскрыв рот.

Было уже далеко за полночь, когда Погребнюк, как им уже было решено, поднялся с постели. В этот момент из дальнего утла казармы донесся хриплый кашель и невнятное бормотание. Очевидно, кто-то проснулся. Погребнюк сначала хотел подождать, пока солдат уснет, но потом передумал и, стараясь потише ступать старыми стоптанными сапогами, надетыми на босу ногу, — как был в нижнем белье, вышел во двор.