Шрифт:
– Тогда завтра с утра подходи да забирай.
– Спасибо большое.
– Да о чём разговор. Делов-то на пять минут, – отмахнулся Геннадий.
– Нина, может, посидите с нами? Разбавите, так сказать, мужскую компанию, – предложил Николай Борисович.
– Нет, спасибо, – она быстро окинула стол взглядом. – Я пойду. До свидания. Я завтра зайду.
– Добро, – кивнул механик, кладя грабли на и без того захламлённый верстак.
– Да уж, Геннадий, – заговорщицки улыбнулся Доктор, когда женщина ушла. – Давно бы уже сделал бабе приятное. А то ходит за тобой и смотрит, как недоеная корова.
– А я-то тут причём? – искренне удивился тот.
– Да уж причём! Ведь на меня-то она не заглядывается.
– Ну уж нет, – Геннадий решительно покачал головой и добавил с чуть детской гордостью: Я – однолюб.
– Дурак ты, а не однолюб, – махнул на него рукой Николай Борисович, – Ладно, уважаемые, давайте выпьем за милых дам!
– Итак, – продолжил он, снова залезая вилкой в банку с грибами, – мы пришли к противоречию. Загробный мир есть, а Бога нет. Что это значит? А это значит, что одно из наших предположений изначально неверно. Ну, отрицать существование загробного мира было бы, мягко говоря, глупо. Особенно, сидя здесь. Следовательно, мы вынуждены признать, что Бог есть. Просто мы его не видим. Как такое возможно?
– Николай Борисович, а Вы лекции никогда не читали? – усмехнувшись, спросил Андрей.
– Ну, как же не читал? Конечно, читал. Я, молодой человек, да будет вам известно, два года возглавлял кафедру анатомии в Сеченовке.
– Очень заметно, – нарочито серьёзно кивнул Милавин под общий хохот.
– Однако, Андрей… – Доктор погрозил ему пальцем, впрочем, он и сам улыбался. – Так я продолжу. Вы, молодые люди, какую музыку слушаете?
– Хорошую, – Андрей всегда одинаково отвечал на такой вопрос. – Самых разных направлений.
Иван лишь неопределённо махнул рукой.
– А рок вам нравится?
– Местами.
– Я почему спрашиваю, у меня дочке восемнадцать лет, она очень увлекается всем этим. Я, честно говоря, особого смысла в большинстве песен не улавливаю. Но слышал у неё одну. Там поётся: «От тебя до меня сорок тысяч километров». А теперь вы, уважаемый кандидат наук, ответьте мне, что такое эти сорок тысяч километров?
– Ну-у-у, – пару секунд Милавин судорожно перебирал в голове числа, в конце концов, что-то всплыло в памяти, – Длина экватора Земли?
– Совершенно верно, – Николай Борисович ничуть не расстроился, что его подколка пропала впустую. – Всё-таки высшее образование не прошло мимо вас. Поздравляю. А длина экватора это, по сути, самое большое расстояние, которое может быть на Земле. Согласны?
Все только кивнули.
– Тогда, наливайте, Иван. За согласие…
– Получается, интересная штука, – когда была выпито, Николай Борисович снова взял слово. – Если кто-то говорит, что до другого человека ему сорок тысяч километров, то выходит, единственное место, где он может его найти, это внутри самого себя. Одновременно и очень далеко, дальше на всей Земле быть не может, и в то же время совсем рядом, ближе не бывает.
– Понимаю, – кивнул Андрей, – Хотите сказать, то же самое и с Богом.
– Вот именно. Единственное место, где вы можете найти Бога, это внутри самого себя. Нигде больше его нет. И тогда возникают две крайности. Первая по Достоевскому: «Если Бога нет, то всё дозволено», а вторая – если Бога нет, то нужно самому становиться Богом.
– Становиться богом?! – Милавин не поверил собственным ушам. – А откуда же взяться всемогуществу?
– Вот теперь, Андрей, вы меня разочаровываете, – Николай Борисович, и правда, глянул на него с неподдельной скорбью. – Причём здесь всемогущество?
– Ну а как же все эти божественные чудеса?
– Бросьте, молодой человек! Оглянитесь вокруг. Чтобы совершить чудо совсем необязательно превращать воду в вино и воскрешать мёртвых, достаточно просто не быть равнодушным. По нашим временам это уже настоящее чудо.
– По-вашему, чтобы стать богом нужно просто… – он на секунду запнулся, вспоминая нужную цитату, – возлюбить ближнего?
– Вы считаете, это просто?! Вовсе нет. А кроме того, Андрей, вы мне кажетесь неглупым человеком, поэтому я расскажу вам то, что понял с возрастом. В жизни не существует вершин, на которые можно залезть и успокоиться. В жизни есть только направления, векторы развития, если вам угодно. И всё, что мы можем делать, это придерживаться какого-то направления. Никто никогда не станет богом или дьяволом, но мы можем стремиться стать либо тем, либо другим. Или болтаться между ними, как сами знаете что, в проруби. Вот и вся религия! А церковь и молитвы это всё шелуха.
– Глубоко копаете, – вздохнул Милавин.
– Глубоко… – в тон ему согласился Доктор, – и тяжело. Поэтому…
– Давайте выпьем, – обречённо закончил за него Геннадий.
– Всё верно! Иван…
– Всё это пустая лирика, – проворчал Поводырь, опустошив стопку – При чём здесь Изнанка?
– Ну, как это при чём? – удивился Николай Борисович. – А что такое, по-вашему, Изнанка? Где мы сейчас находимся?
– Изнанка – это отстойник, для тех, кто не смирился с собственной смертью. Для тех, кто не готов уйти из мира живых.