Впрочем, ее уверенность пошатнулась, когда сестры вцепились в нее с обеих сторон и потащили к входу в «Чадстоун».

– Ты даже пахнешь как Нейт, – сказала одна из сестер, когда они поднимались на эскалаторе, и Саския поняла, что так и есть. Не задумываясь, она ответила:

– Наверное, это запах его геля для душа, – и поняла, что проговорилась. – Простите, я не хотела…

– Наоборот, мы очень счастливы. – И Надежда дружески похлопала ее по руке. – А то мы уже боялись, что он никогда не остепенится, но тут появилась ты, и мы все с облегчением вздохнули.

– О! Вот как. – Она прикусила губу, ругая себя за болтливость. И еще она поняла, что сестры Нейта не считают ее просто замыкающей в длинной цепочке его увлечений, а принимают как нечто более серьезное. Ее стало мучить чувство вины перед Нейтом, когда, стоя в кабинке для переодевания в бюстгальтере и трусах, она слушала комментарии с другой стороны тяжелой занавески.

– Подумать только, какие прекрасные детишки у вас будут! Миленькие, серьезные и очаровательные.

Совесть так уколола ее, что она высунула голову из-за бархатной занавески.

– Послушайте, Надежда… – И запнулась. Что она скажет Нейту, она уже жалела, что согласилась на эту встречу без его согласия. – Нам действительно хорошо вместе, но дети пока не входят в наши планы. Пока. И неизвестно, когда это будет. О'кей?

– Мы знаем, мы все знаем.

Она оторопела:

– Что вы знаете?

– О вашей предварительной договоренности, – сказала Надежда, протягивая нечто полупрозрачное, алого цвета, оказавшееся платьем.

Саския, беря протянутое платье, смогла лишь выговорить:

– Простите… Так о чем вы знаете? – Закрывая себя спереди, она не понимала, что отражается в зеркале и дает возможность хорошо увидеть ее вид сзади любопытным, так и заглядывавшим через ее плечо сестрам. Поспешно задернув занавеску, взглянула на себя в зеркало и увидела пламенеющие, в цвет платью, щеки и огромные испуганные глаза. Алый комок платья был как сигнал опасности и предупреждал об опрометчивости ее поступка.

– Ты сообщил своей семье, что мы почти помолвлены?

Нейт поднял глаза от офисного стола, на котором стояли два капучино и тарелка с жареными пирожками. Они с Гейбом только что закончили обсуждать стратегию фирмы и сделали перерыв, чтобы перекусить и выпить кофе. Он увидел прямо перед собой Саскию, лицо ее пылало яростью.

Он посмотрел на нее и отметил про себя, что, во-первых, она выглядит чертовски хорошенькой. Как она умудрялась выглядеть такой сексуальной в своем нелепом наряде – странных, армейского образца штанах, короткой кожаной курточке, непременном крапчатом шарфе и огромной нелепой шляпе с повисшими полями? Это оставалось загадкой.

Во-вторых, он увидел нахмуренные брови, горящие щеки и грозный взгляд. И наконец, что он никогда не видел ее такой возбужденной и пылающей в обычной будничной обстановке, только в его объятиях.

– Почти помолвлены? – повторил Гейб, глядя на полное замешательства лицо друга, и вдруг расхохотался так, что эхо отразилось от стеклянных стен небольшой комнаты для переговоров.

Саския, которая ждала ответа, уперев руки в бока, кивнула:

– Что такое быть почти помолвленным, мне скажет кто-нибудь? Нет? Тогда отвечу я: это выдумка, уловка мужчины, который всячески избегает помолвки.

– Саския верно все поняла, – подхватил Гейб, – если ты хочешь женщину, то делаешь предложение и потом женишься. Никаких промежуточных состояний. Как я и Пейдж.

– Спасибо за разъяснение.

– Может быть, ты нам сам объяснишь? – Гейб обратил смеющийся взгляд на Нейта. – Так какого черта ты имел в виду? Что такое твои сестры говорят о помолвке?

Нейт молча указал Гейбу на дверь:

– Оставь нас.

– О нет. – Саския погрозила обоим пальцем. – Ни с места. Пусть он останется. Из всех мужчин, которые сейчас здесь находятся, я предпочитаю его. И он останется. Почему он должен уйти? Он, наверное, больше знает о наших прогрессирующих любовных отношениях, чем я.

Наконец Нейт пришел в себя окончательно. Он тоже обозлился. Надо поставить ее на место. Что она о себе вообразила? Он хлопнул ладонью по столу и приказал:

– Сядь, Саския. И успокойся. Не надо истерик.

– Прости, что ты сказал? – Она удивленно подняла брови.

Он и сам уже понял, что выбрал неправильную тактику. С ней недопустимы такие приемы. И вдруг понял, что совсем не сердится и она нравится ему все больше.

– Сядь. Хочешь кофе? – сказал он примиряющим тоном.