— Слезай! — крикнул Козазаев помощникам, вскочившим растерянно на выстрелы. — Чего прятаться теперь? Засада раскрыта.

— Кто хоть это был? — спросил резервист, беспокойно оглядываясь. — Не знаешь?

— Хрен его знает. Вроде не местный. Пятно у него тут.

— Како пятно?

— Красное такое. Навроде червы.

— Ври!

— А мне зачем врать?

— От дело-то.

— Знакомый твой, что ли?

— Червовый Туз! Вот кто!

— Кто такой будет, этот туз?

— Васьки Князя дружок. Вот кто! Но ведь, сказывали, он за Васькой за кордон ушел.

— Не так просто уйти через границу.

— А коль так, то, выходит, и сам Васька здесь.

Козазаев гадать не стал, махнул рукой, перебил:

— Кабы да кабы — выросли б грибы. Делать что-то надо. Не сидеть же тут. Не двинуть ли нам следом? Там и разберемся, кто туз, кто шестерка.

— С чем? — Резервист повертел перед собой и перед ним старый штуцер, точно убеждая присутствующих в слабости этой «пукалки».

— Но ведь у нас пять стволов. И Корней где-то там бродит. А этого надо обязательно брать. Чтоб не шумел.

Собственно, другого им и не оставалось. Мало — раскрыта засада, так и вся операция рассекречена. Ясно слепому, не от сырости оказалась на пути в логово группа вооруженных людей. И милиция.

И они пошли торопливо. Но не низом, а поднявшись на спину отрога. Сверху хорошо просматривался узкий распадок, то зеленый, то голый, тревожно мрачный и сырой. Через полчаса они увидели всадника, который из седла вглядывался в сторону, откуда прискакал сам и откуда ждал преследователей. Павел и парень обошли его поверху, начали спускаться, но Туз или услышал, или почувствовал их, вскинул винтовочный обрез, выстрелил раз, второй, развернул коня и помчался дальше.

Эти выстрелы и услышал ясно Пирогов.

И бандиты услышали.

Объявив какой-то план, атаман поставил двоих стрелков на выходе из распадка. Прикинув секторы для наблюдения и стрельбы, они неторопливо скрылись в «усах» над речкой. Пирогов окликнул Брюсова.

— Видели? Как появятся наши или кто там еще, ударьте по кустам. Пусть побегают.

— А если?.. Корней Павлович!.. Как говорят, заставь дурака богу молиться…

— Спишем.

Брюсов хотел еще что-то спросить, но обыденность слова «спишем» ошеломила его.

Еще один стрелок, невысокий, худенький, белобрысый мужичок, неприметно пересек долину, неприметно присел за куст против входа в храм.

«Та-ак… На живца решили взять. — Пирогов глянул дальше, на конника. — Стоит открытой приманкой. А на пути к нему две засады».

Атаман с широкоплечим приятелем остались у пещеры, пристально оглядели округу. Пирогову снова показалось, что его глаза встретились с их глазами и те, двое, дольше чем следовало, изучали кустарниковую щеточку на высоком склоне горы, приютившую Пирогова и Брюсова.

Ощущение ото было так сильно, что Корней Павлович помимо воли достал револьвер, проверил патроны, взвел курок. Далеко! Да и не выход, не метод это. Не та задача.

Он и Брюсов первыми увидели сверху Козазаева. Идя по хребтине отрога, Павел оказался прикрытым неровной кромкой горы от глаз засады. Геннадий Львович от неожиданности чуть не вскочил на ноги: эге-ге-гей. Пирогов вовремя одернул его.

Павел выбежал на стык долины и распадка, стушевался, потому что не предполагал такого. Утерев «куклой» лицо, он огляделся и увидел вдали давешнюю лошадь, человека возле нее. Не предполагая спланированного коварства, Козазаев сделал знак — за мной! — и начал спускаться в долину. За ним, и даже временами опережая, легко скользил парень с берданкой наперевес, следом, ступая по склон; бочком, шла Варвара, и замыкал эту неровную цепь резервист.

«Почему они здесь? Что произошло там, у створа?» — не зная, радоваться или сердиться, терялся в догадках Корней Павлович.

— Брюсов! Вы не заснули?

Козазаев уже достиг почти дна равнины, когда Геннадий Львович боязливо прижался щекой к ложу. Кончик ствола винтовки подрагивал.

— Что ж вы?

Выстрел прозвучал, как удар грома над головой. Нет, еще громче и страшней, потому что никто не ожидал его. Да еще с той стороны. Эхо не перестало колотиться о крутые склоны гор, а Брюсов снова нажал на спуск. Выше «усов» взметнулась светлая пыль. Пуля попала в камень, искрошила его, обозначила цель. Засада поняла, что раскрыта, «вспорхнула» из-за ненадежного укрытия, бросилась к пещере, под защиту толстого камня.

Выстрелы напугали и Павла и его группу. Пальнув на звук, он метнулся к подножию горы, ища «мертвую» зону. И тут увидел убегающую засаду. Призывно махнув рукой, он бросился наперерез, снова выстрелил дважды.

Пирогов рывком сбросил фуфайку, прямо через куст вывалился на склон. Волоча одну ногу, как якорь, он быстро переступал второй и, увлекаемый крутизной, помчался вниз, размахивая двумя револьверами и крича, просто крича, для шуму и паники. В него стреляли. Он видел это. Стреляли от пещеры, в промежутках между словами и жестами, из которых можно было вывести, что широкоплечий настаивал на бегстве атамана, а тот упорствовал, считая это преждевременным или неудобным для него вообще. Он был самоуверен и давно не бит крепко.