Шрифт:
— Феерия! — говорит Анатоль подружке, окидывая стол взглядом и подчеркивая решающее участие женской руки в окружающем нас великолепии. Мы с Андреем тоже налегаем на картошку и с полным ртом киваем головами в знак согласия. Так что нас формально в неблагодарности не обвинишь. Девушка довольно улыбается.
Все идет своим чередом, нам тепло и весело. Я иногда встаю и меняю музыку. Цветное сопровождение приятно ласкает глаз.
— Андрюша, а что за карту ты смотрел? — спрашивает Марина. — Это связано с пещерами?
— Да, — говорит Денисов, вытирая руки о салфетку. — Вы просто не понимаете. Пещеры, колодцы — это всегда тайна, а без тайны жить неинтересно. Такую красоту ведь не встретишь нигде: все цвета сепии кальцитовых образований, все цвета радуги ледяных пещер… Впрочем, это надо видеть.
Если разговор касается его хобби, Андрей начинает выражаться очень образно.
— Уж лучше со скалы один раз орлом слететь, чем в темноте валиться в преисподнюю, — замечает Анатоль.
— Совершенно верно, — продолжает Андрей вдохновенно. — Спелеология сложнее альпинизма и требует большого мужества… В пещере перед тобой открывается вся история нашего шарика. А как светятся заряженные светом породы, когда выключишь фонарь! Мир призраков… Сталактиты, сталагмиты, риск, жестокие шкуродеры, те же отрицательные углы, лед прозрачный, как утренний воздух…
— А зачем вы вообще туда спускаетесь? — спрашивает Марина. Она девушка своя, тоже хочет докопаться до всего.
— Жертвуем большой красоте свои маленькие инстинкты, — блестяще и терпеливо поясняет Андрей. — Зато какое чувство, когда выходишь на поверхность…
— Вот здесь я тебя понимаю, — опять вставляет Григорьев.
— …Смотришь на все другими глазами. Простая березка становится тем, чем она есть на самом деле, а не только перспективным поленом. А представляете пещеру, в которой никто не бывал? Ты первый! Возможность новых открытий в геологии, палеонтологии.
— Зря ты, Андрей, на нас силы тратишь, — говорю я. — У нас у всех клаустрофобия, болезнь замкнутого пространства в прямом и переносном смысле. Мы рвемся на простор, стараемся застраховаться от всего, а ты предлагаешь подвесить всю нашу вселенную к сомнительному полиспасту.
— Я вас с Григорьевым и не приглашаю, — говорит мне Денисов, — а вот Марине я бы советовал.
— Ну что ты, Андрюша, для этого требуется столько сил, а мне иногда в автобусе заплакать хочется, когда зажмут со всех сторон, — совершенно обоснованно сомневается в своих возможностях девушка. — Да и не женское это занятие.
— Напротив, — горячится Андрей. — Мы как-то с друзьями нашли по веревкам в одном из колодцев трех девушек и парня. Такие шкуродеры прошли, пока до них добрались, вспоминать страшно. Вот это встреча была. Правда, они сначала здорово напугались.
— Пещерные люди? Это интересно, — говорю я.
— Сам ты троглодит. Когда на поверхность вышли, они оказались очень приятными и веселыми девушками. Исследование пещер — это их специальность.
— Знаешь, Андрей, — опять вступаю я, — когда я еще мальчишкой был, я по глупости как-то в узкую трубу залез. Метра три пролез, а дальше ни назад, ни вперед. Скучно мне так стало — передать невозможно. Потом догадался, что надо только вперед, и метров семь я полз около часа. С теперешними годами я бы, наверно, седой вылез. Еще сейчас выходное отверстие перед глазами маячит.
— Отчаянные вы люди, ребята, — говорит Маринка и жалостливо смотрит то на меня, то на Андрея. Вот под таким взглядом и сбиваются с героизма на бесшабашность. Но я этого душевного бальзама явно не заслужил.
— Видишь, Алексей, тот возраст, который ты давно прошел, Андрюха только переживает, — жестко вступает Григорьев в борьбу за внимание женщины, чем-то уязвленный. — Все эти взлеты мужества не мешают ему бояться своего начальства, как черт ладана. Поэтому он выполняет все его причуды и выглядит опорой и проводником его идей в массы.
— Черт — это тот же ангел, только мятежный, — отшучивается Денисов. — Начальство нужно принимать как явление природы. Не будешь же ты предъявлять, скажем, претензии к северному сиянию?
— Теория «маленького винтика» большой государственной машины, — бросает реплику Анатоль.
— А если серьезно, — продолжает Денисов, — то есть, конечно, у Ковалева странные указания. Например, была у нас аудитория вечно грязная. Сколько ни убирали, все равно бедлам. Так Ковалев дал указание все четыре угла покрасить белилами. Мы сначала посмеялись, но теперь, как ни странно, там всегда чисто. Мне это импонирует.