Шрифт:
И вдруг все услышали дребезжащий голос Сильного Ветра:
— Путь мне открылся сквозь землю. Путь широкий и круглый, как ствол дерева, у которого выгнила сердцевина. Прямо в жилище Морского Духа ведет путь. Я иду! Я иду! Я иду!
Голос Заклинателя сделался глухим, словно доносился уже из-под земли.
— Я вижу жилище Морского Духа. Оно совсем как человеческое. Только у него нет крыши и передней занавески. Хозяйка сидит у жирника! Она отвернулась! Она не смотрит на стойбище людей! Она сердита!
Люди стали петь совсем тихо и жалобно, а Заклинатель кричал:
— Я вижу: в полынье возле Хозяйки собраны со всего Холодного моря киты, и моржи, и лахтаки, и тюлени! Они лежат и дышат! Вход в жилище стережет страшная собака! Я прогоню ее! Я сильный!
Приглушенный яростный лай донесся до слуха собравшихся. Потом ненадолго наступила тишина, и снова голос Сильного Ветра:
— Волосы Хозяйки не прибраны, вид ее дик и страшен. Я хватаю ее за плечо, поворачиваю лицом к жирнику и зверям, я глажу ее волосы и прошу: «Тем, что наверху, не добраться до тюленей».
И вдруг женский голос, грозный и хриплый, перебил Сильного Ветра:
— Собственные поступки загородили им путь!
Мизинец почувствовал, как съежились сидящие рядом с ним Птенец Куропатки и Головач. Ему самому было очень страшно, зубы стучали. Невнятный говор, крики неслись теперь из-под земли.
Охотник, вздрагивая все телом, прошептал в ухо Мизинцу:
— Великий Заклинатель уговаривает Морского Духа. Уговорить его трудно, потому что дух этот носит обличье женщины.
Издалека донесся свист крыльев, удары о дерево, сильный шум, и за занавеской, где сидел Сильный Ветер, словно упал человек.
Наступила долгая тишина, и медленно опустилась занавеска. Смутно стала видна фигура стоящего во весь рост Заклинателя. Он тяжело дышал и отплевывался.
— Мне надо сказать… Все хором ответили:
— Слушаем! Слушаем!
— Пусть раздастся слово.
— Может, это моя вина! Может, моя! Моя! Моя! — закричали охотники, перебивая друг друга. Напуганные голодом, они готовы были признаться в самом сокровенном и тайном.
Сын Сильного Ветра начал выкликать по имени каждого, кто был в жилище. И каждый, опустив голову, не решаясь встать на ноги, сознавался во всех проступках, какие казались ему запретными.
— А-а-а! — в ответ на признания вопил недовольно Сильный Ветер. — Мало правды! Мало правды! Не все! Не все!
И вдруг послышался робкий голос мальчика:
— Я взял с могилы охотника копье…
— Вот оно! Вот оно! — радостно, исступленно закричал Заклинатель.
— Что будет теперь мальчику? — тронув охотника за руку, тихо спросил Мизинец.
— Ничего. Он сознался. Он хороший мальчик. Дух простит его. Собравшихся охватила великая радость. Беды отведены, и быть может, уже завтра льды уйдут, а Морской Дух пригонит много, много разных зверей.
Друзья выбрались из жилища. Ветер из тундры крепчал. Им показалось, что полоса чистой воды между берегом и кромкой льдов сделалась шире.
Они сели на обрыв и стали думать, что делать дальше и как поступить. Племя Береговых людей встретило их неприветливо. Удивительного в этом не было ничего: голод делает людей злыми, а страх перед завтрашним днем заставляет думать, с кем бы подраться.
— Эй!
Все трое дружно обернулись. Сын Сильного Ветра призывно махал им рукой.
— Вас зовет Великий Заклинатель, — сказал он важно. Сильный Ветер сидел на том же месте, все на том же китовом позвонке, где друзья увидели его впервые. Выглядел он устало, и в глазах не было злобы.
— Вы хотели что-то сказать, пришельцы? — спросил он.
— Да! — Мизинец выступил вперед. — Люди племени Леса приглашают ваше племя на праздник Мены к Синему озеру у подножия Красной горы. Нам нужны ремни и шкуры тюленей…
Старик раздраженно прервал его.
— Последние ремни съели весной люди. Это все Маленький Остров… Он наслал на нас беды…
— Морской Дух обещал вам удачную охоту, — хитро сказал Мизинец, — и к тому же мертвые не виноваты, что плохо жить живым.
Сильный Ветер искоса посмотрел на него и сделал вид, что не услышал последних слов.
— Мы, может быть, и придем на праздник Мены. Расскажи лучше, как живет ваше племя, племя, едящее земляных вшей.
— Люди нашего племени всегда сыты, — начал Мизинец. — Ноги их не знают усталости в долгих походах, а глаза — промаха. Людей в племени столько, что нельзя сосчитать.