на водопой вышли кабаны. Во мне тотчас взыграл охотничий инстинкт: давненько -

десяток веков!- не пробовал свининки. Утром раненько собрался по полной программе:

топор, лук со стрелами, рогатина, вервки. И отправился на охоту.

Везло мне в этот день потрясающе: сначала обнаружил кабанью лжку. Судя по

пролежням в земле, не временная.

34

Вот ведь что поразительно: сроду не занимался подобным, а нынче вс выполнял

так, словно с пелнок только и делал, что охотился на кабанов. Или будто кто-то мне

подсказывал: делай так и так, и не прогадаешь. Дабы не оставить следов и запаха

человека, предварительно повалялся в траве, натрся землй, затем по указке

"советчика" разместил силки и петли.

Удача была ошеломляющая: в три петли попались! Старая свинья и двое

молоденьких поросят стали моей добычей.

Старую свинью пришлось отпустить - уж больно жалкой и болезненной выглядела.

Поросят же опутал вервками и дотащил к своему жилью.

Не было у бабки забот - купила порося. Вот и я добавил себе заботы, решив

разводить свиней. Эта мысль сверкнула тотчас, едва увидел, что в петли попали

кабанчик и свинка.

Первым делом, не покладая рук, занялся возводить загон. Не мудрствуя лукаво,

поступил так: в пяти метрах от избы стояли деревья почти идеальным ромбом,

промежутки не более метра, так я нарубил жердей и оплл ими стволы. Загон получился

великолепный. В него и запустил сво хозяйство. Подумав, соорудил и домик им.

Вокруг моей избы предостаточно дубов, а значит желудей. Если не лениться, то

можно заготовить корм для свиней на всю зиму.

Тыщи лет назад (или вперд?) я поражался и не мог понять, как это трудяжки тща и

бабушка Юля день и ночь копошатся, переделывая уйму дел. Теперь таким стал я: как

заведенный агрегат с широким комплексом программ. Раньше, в прежней жизни, от

утомительной работы страшно уставал, жалел себя любимого: отдохни, поваляйся на

диванчике, ящик посмотри, книжечку почитай, вздремни, наконец, часок-другой-третий. Я

мог бы и здесь Ваньку валять: сам себе хозяин. Но почему-то совсем не тянуло

понежиться на мягком ложе, побездельничать: наскучивала одна работа, тут же

переключался на другую. Либо продолжая незавершнное, либо придумывал новое

занятие.

Как, например, вчера: за день переделал кучу мелких и больших дел, вечер

подступил, сам бог велел расслабиться, отдохнуть, так нет, потащился за валуном,

который присмотрел ещ на прошлой неделе. Я решил положить его на могилу Даши.

Одна сторона у камня ровная, гладкая, будто специально подготовленная, оставалось

только надпись выбить. Потом как нибудь и это сделаю.

При помощи валков и рычага, не шибко быстро я подвигал валун к месту назначения.

После примерно получасовой паузы, вновь пошл дождь, мелкий и частый, с порывами

ветра.

Я преодолел расстояние больше, чем осталось: уже и поляна моя видна.

Прерываться не хотелось, тем более что по мокрому валун двигался шустрее. Вечер

постепенно отступал под напором ночи, когда, наконец, завершил задуманное: валун

прилично лг на место захоронения Даши. Рядом, у изголовья, стоял кудрявый дубок.

Чуть позже высажу живую изгородь.

Вымок, как цуцик. Вроде и не холодно, а лихорадило меня так, что зуб на зуб не

попадал. Быстренько развл костр, заложил булыжники, которыми согрею воду: ноги

попарю, чтобы простуда не прицепилась. Болеть мне никак нельзя: свалюсь - считай,

погиб. Тьфу-тьфу, постучи по дереву!

Ночь наступила внезапно, и пришла шумно: с ветром и ливневым дождм, с

сердитым небесным ворчанием.

Я парил ноги, цедил горячий малиновый морсик и, странное дело, тревожно

вслушивался, как за стенами бесновалась стихия. Сроду не боялся грозы, наоборот,

всегда с восхищением наблюдал росчерки молний, как супермузыку слушал громовые

раскаты. А сейчас как-то не по себе было. Не скажу, что это был страх, но нечто

непонятное и неприятное. Может, я начинаю дичать, и вс же это страх дикого человека?