Избранное
вернуться

Эренбург Илья Григорьевич
Шрифт:

Январь 1915

51–61. ИЗ ЦИКЛА «РУЧНЫЕ ТЕНИ»

1. «Каторжница, и в минуты злобы…»

Е. Ш.

Каторжница, и в минуты злобы Губы темные на всё способны. От какой Сибири ты взяла эти скулы, Эту волю к разгрому, к распаду, к разгулу? Жизни твоей половодья, пороги И пожары далеких усобиц… Сколько раз этих щек провалы Синели от слез и от жалоб, А бровей исступленные крылья Распускались, сбирались и бились! Но господь обрел в этом пепле Живой огонь и глаза затеплил, Разъятые жалостью, дымом, гарью — Огромные, темные, карие.

Февраль 1915

2. «В маленькой клетке щебечет и мечется…»

М. Н.

В маленькой клетке щебечет и мечется, Что-то повторяет бесконечное. Войдешь — расспросы за расспросами, Хлопоты знакомые. Только как странно смотрят глаза раскосые, Зеленые глаза, обреченные. Боится, что наскучила, На минуту отходит в угол, Но если вы даже сделаете из птицы чучело, Как глаза ее будут глядеть испуганно…

Февраль 1915

3. «Твои манеры милой тетки…»

Н. А. Милюковой

Твои манеры милой тетки Из бледно-розовой гостиной, И голос медленный и кроткий, И на груди аквамарины. Но взор твой, ускользая праздно В тупой и безразличной лени, Таит все прихоти соблазна, Все смены прежних наслаждений. Как странно встретить у ребенка, В минуту тихого мечтанья, Какой-то след усмешки тонкой Непоправимого познанья!..

Январь 1912

4. «Были слоны из кипарисового дерева…»

Веры Инбер

Были слоны из кипарисового дерева, Из бронзы, из кости, еще из чего-то. Не помогли амулеты — маленькие слоны, Не помогли даже рифмы «Ленотра и смотра». Вижу вас — вечно новая шляпка И волосы ветра полны. Голос капризный, лукавый: «Где вы? Скажете еще! Неправда…» Не помогли амулеты. Испить вам дано Жизни думы и годы — Не хмельную печаль, не чужое вино, Только холодную воду.

Февраль 1915

5. «Ты смеешься весьма миловидно и просто…»

Маревны

Ты смеешься весьма миловидно и просто, И волосы у тебя соломенные. Ах, как больно глазам от известки Заплясавших, задрыгавших домиков! Жарко три дня подряд. Что ж, купайся, пей лимонад! Нет, я лучше у горячих стен Потанцую под «Кармен», Потанцую, подурачусь, покричу — В домике оставил я трескучую свечу!.. Но болезное святое дитятко Не потерпит никакой беды, Чтоб залить огонь, у бога выпросит Маленькую капельку воды.

Май 1915

6. «Пляши вкруг жара его волос!»

Бальмонта

Пляши вкруг жара его волос! Не пытай, как он нес Постами Этот легкий звенящий пламень. Но иди домой и отдай подруге Один утаенный и стынущий уголь. Когда же средь бед и горя Он станет уныл и черен, Скажи, но только негромко: «Прости, я сегодня видел Бальмонта…»

Апрель 1915

7. «Елей как бы придуманного имени…»

Максимилиана Волошина

Елей как бы придуманного имени И вежливость глаз очень ласковых. Но за свитками волос густыми Порой мелькнет порыв опасный Осеннего и умирающего фавна. Не выжата гроздь, тронутая холодом… Но под тканью чуется темное право Плоти его тяжелой. Пишет он книгу, Вдруг обернется — книги не станет… Он особенно любит прыгать, Но ему немного неловко, что он пугает прыжками. Голова его огромная, Столько имен и цитат в ней зачем-то хранится, А косматое сердце ребенка, И вместо ног — копыта.

Февраль 1915

8. «Ты сидел на низенькой лестнице…»

Модильяни

Ты сидел на низенькой лестнице, Модильяни. Крики твои — буревестника, Улыбки — обезьяньи. А масляный свет приспущенной лампы, А жарких волос синева!.. И вдруг я услышал страшного Данта — Загудели, расплескались темные слова. Ты бросил книгу, Ты падал и прыгал, Ты прыгал по зале, И летящие свечи тебя пеленали. О, безумец без имени! Ты кричал: «Я могу! Я могу!» И четкие черные пинии Вырастали в горящем мозгу. Великая тварь — Ты вышел, заплакал и лег под фонарь.