— Ну что, товарищи… господа водилы, в чем затруднения? — вежливо, но достаточно напористо осведомился Терентьев.

«Нет, все еще не овладел… Надо было их еще коммунистами и беспартийными назвать…»

Опытным взглядом Иван сразу разделил маленькую толпу на несколько групп. Сначала основная масса, в целом достаточно неуверенная в себе и собственной правоте, но готовая в любой момент пойти за тем, кто покажет силу и простой выход из сложной ситуации. Далее — подпевалы, числом человек пять — группа поддержки при самом главном смутьяне. И, наконец, сам смутьян, лидер стихийного саботажа. Высокий, широкоплечий, но при этом какой-то надрывно-истеричный, из тех людей, что могут высказывать претензии только порвав рубаху и шмякнув о пол шапку. Противогаз или по-местному «антигазовую маску» он суетливо крутил в руках, постоянно держа на уровне груди, словно готовясь в любую секунду прижать к лицу.

Экипаж зенитной самоходки выглядывал из люков, но не вмешивался. Плохой знак.

— Да вот… господин инспектор… — засуетился сутулый человек с нашивками лейтенанта. — Шоферы протестуют, можно сказать…

— Слышь, офицер! — заводила перебил говорившего и сразу перешел на повышенные тона, окончательно уверив Терентьева в правильности проведенной на глазок селекции. — Мы требуем защиты! Вы нас на убой гоните, а сами отсиживаетесь за спинами! Здесь пушки гвоздят, машины жгут, люди травятся, а командиры ни черта не делают!

Толпа одобрительно зашумела, слышалось «Верно! Дело говорит!» и другие преступные высказывания.

— У кого-то неисправна противогазная маска? — сухо и твердо спросил Иван, демонстративно обращаясь к заводиле, одновременно подходя к нему вплотную. Он ступал размеренно, небольшими шагами, но с целеустремленностью шагающего экскаватора, заставляя оппонента по чуть-чуть, но отступать. Инспектор смотрел прямо в глаза бунтарю, ни на мгновение не позволяя себе отвести взгляд. Иван поднял руку и на каждом слове делал тыкающее движение в сторону истеричного верзилы, все так же напористо, не давая тому вставить ни слова.

— Кабина не герметизирована? Кислородные баллоны пустые? — Терентьев буквально ощерился, показывая клыки, как злющий пес. — Кто персонально остался без защиты, покажи прямо сейчас.

Заводила поперхнулся, но, чувствуя, что терять инициативу нельзя ни в коем случае, перешел в контратаку.

— А ты не напирай, не напирай! — завопил он на высокой ноте, апеллируя уже к чистым эмоциям. — Попрятались по тылам, пока мы здесь гибнем!

— Ты знаешь про меня? Скажешь, где я воевал? — промолвил быстро, но четко Терентьев, он снова сделал шаг и подошел к спорщику вплотную. — Отвечай, паскуда трусливая! — неожиданно заорал инспектор в голос, буквально нависая над смутьяном.

На мгновение верзила растерялся, а больше времени Иван ему и не дал.

— Сергей, — не поворачивая головы, сверля противника немигающим взглядом, Терентьев протянул назад руку. — Пистолет.

Позади что-то металлическое скрипнуло по дереву, коротко щелкнул передернутый затвор. Через мгновение пальцы в толстой перчатке комбинезона ощутили твердую рубчатую рукоять. Иван упер ствол точно в переносицу лидеру нарождающегося бунта и спустил курок.

Агонизирующее тело мешком повалилось на землю, затылка у него больше не было, разбежавшиеся в разные стороны зрачки делали лицо похожим на кукольное. В воздухе остро и кисловато запахло порохом, почти перебив вездесущую вонь дизельного выхлопа.

Иван опустил пистолет в расслабленной на первый взгляд руке, обвел пустым, страшно-безраличным взглядом окружающих, и те ощутимо качнулись назад. Стукнул закрываемый люк зенитки — самоходчики решили отгородиться, от греха подальше, от суетных дел шоферюг. В полном людском молчании был хорошо слышен слитный рокот двигателей колонны. Впереди, достаточно далеко, что-то громыхнуло, мелькнуло секундной яркой вспышкой.

— Тем, кто там, — Иван указал прямо по направлению дороги. — Приходится куда тяжелее. Но они не жалуются на жизнь, а сражаются, не щадя себя. По сравнению с ними ваша работа — чистый курорт. Если вам недодали средств защиты, если в автороте нет взвода химобороны, если еще что не по уставу — я сам расстреляю виновного. Если же нет… — последовало новое движение стволом, источающим тонкую струйку дыма. — Фронту нужны снаряды, и он их получит в срок и полностью. Даже если мне придется всех вас нахрен поубивать и сажать за руль новобранцев. По машинам — и вперед. Армия ждет боеприпасы и топливо.

— Сурово, — тихонько проговорил солдат Сергей, когда колонна двинулась дальше, туда, где тучи сгущались, приобретая багровый оттенок. — Я бы так, с ходу, не решился. Э-э-э… позволите?

— Что? — не понял Иван, только сейчас сообразив, что продолжает мертвой хваткой сжимать пистолет. — Да, держи.

Он вернул оружие владельцу.

— Я бы не решился, с ходу и без разговоров, — повторил солдат, глядя на инспектора со смесью восторга и уважительного страха в глазах. Инспектор уже не раз проявил себя как человек решительный и абсолютно чуждый разных сантиментов. Но хладнокровная и собственноручная казнь…

— Панику на море останавливают с помощью револьвера, — ответил Терентьев, чувствуя, как наконец-то проходит дрожь в руках. — А здесь еще хуже. Считай, за Вислой для нас земли нет.

— Что? — теперь не понял уже Сергей.

— Ничего, не обращай внимания. Так, вспомнилось.

В воздухе разнесся вой приближающегося «чемодана», метрах в ста прямо и чуть правее от трассы вспучился клубок ослепительно белого огня, пролившегося дождем из сотен мелких капель, так же жгущих глаза сияющей белизной. Все, чего они касались, мгновенно вспыхивало адским пламенем, прогорал даже металл брошенных и вытолкнутых на обочину машин. Фосфорный снаряд.