– Согласно пакту о Свинцовой тропе все станции являются территорией совместного ведения Ура и государства, на которой они находятся. Вы отдадите мне этого человека.

– Он не гражданин Ура или Наола. Это наемник из Йодлрума.

– Если его патент подтвержден пограничной стражей Блистательного или Наольского герцогства, это не имеет значения.

– Мой патент заверил капитан Расмус из форта Вурхст!
– собрав остатки сил, прохрипел Гилберт.

Он был наслышан о крутых нравах людей из Второго Департамента, но между дыбой, на которую его уже вздернули и туманной перспективой определенно выбирал второе.

– Вы отдадите мне этого человека, - спокойно повторил Пес правосудия.

Тон, каким это было сказано не подразумевал ни “или”, ни “иначе”. Робур Конст говорил, как человек, который не допускает и мысли о том, что ему могут не подчиниться.

– Кроме того вы явитесь сегодня вечером лично, или пришлете своего человека в комендатуру Наола для служебного разбирательства относительного данного инцидента. Если действия вашего ордена будут признаны незаконными, либо избыточными вы уплатите штраф в казну герцогства, а архиепископ Наольский получит надлежащее уведомление. Здесь не Лютеция. Священники не вертят ни властями, ни правосудием.

В наступившей тишине громко фыркали лошади.

– Что ж, - мягко сказал человечек в монашеском одеянии, назвавшийся отцом Гурджиа.
– Что ж, полагаю… вы можете его забрать. Мы узнали все, что хотели.

Он сделал знак своим людям. Бело-зеленые громилы молча двинулись к дверям. В конюшне остался только писец, продолжавший сжимать в руках кургузый ствол мушкетона.

Дождавшись, когда инквизиторы покинули помещение, святой отец повернулся к Гилберту.

– Сын мой, - мягко сказал он; от этой мягкости мечника замутило.
– Сын мой, не озлобляй своего сердца перед церковью. То, что было сделано - сделано по велению свыше, дабы приблизить пришествие Мессии.

– Пошел ты, старик, - хрипло каркнул Гилберт.

Он попытался плюнуть в священника, но попал только себе на грудь. Отец Гурджиа улыбнулся и, склонив голову на плечо, осенил его знаком истинной веры. Конст машинально отметил, что это был не новомодный крест, принятый после Реформации, а старый знак - священный квадрат.

Нунций церкви и iegatus ордена инквизиции в одном лице приблизился к Псу правосудия на несколько шагов.

– Вы ведь даже не знаете во что вмешиваетесь, лейтенант-инвестигатор. Не так ли?

– Узнаю, - холодно отрезал Пес.
– Второй департамент всегда узнает все, что нужно знать.

– Есть дела, которые лучше оставить церкви.

– Я служу закону, - голос прозвучал чеканно, и серебро в нем звенело о сталь.

Так звучат голоса тех, кто истово верит в то, что говорит. Так звучат голоса фанатиков.

Всем Псам промывают мозги в Палатах правосудия, приучая слепой верности делу, которому они служат. Вот бы так с прихожанами…

Отец Гурджиа поморщился.

– Грядет час, когда мирские законы будут иметь мало значения. Дикий час! Час огня и крови, хаоса и смерти. Мешая мне и моим людям, вы приближаете его, лейтенант-инвестигатор Конст.

– Беззаконие приближает хаос, - спокойно отрезал Пес.
– Я буду ждать вас около шести вечера в комендатуре. Решение по вашему делу будет принимать помощник коменданта Кегнит. В случае, если не прибудете, я отправлю людей, чтобы доставить вас силой. Не советую злоупотреблять моим терпением… И не пытайтесь покинуть город без его разрешения.

Не оборачиваясь, не отрывая взгляда в упор от маленького священника, он кивком головы отдал приказ сопровождающим.

– Снимите парня.

Двое стражников замялись, и тогда вперед шагнул рыжий. Он прошел мимо отца Гурджиа, едва не врезался плечом в писца, который и не шелохнулся, чтобы уступить дорогу и, оказавшись рядом с Гилбертом, принялся усердно пилить веревку коротким ножом. Веревка была жесткая, ее волокна сопротивлялись тупому лезвию и все, оставшиеся в конюшне были вынуждены терпеливо ждать, пока он справится.

Наконец, молодой мечник тяжело рухнул к ногам освободителя.

У него достало сил порадоваться что инквизиторы во дворе гостиницы окатили его водой. Не придется стыдиться обмоченных штанов.

Тело не слушалось, а стражник не сделал попытки помочь ему встать. Гилберту пришлось собрать все силы, чтобы заставил себя сначала упереться все еще связанными руками в пол, а затем выпрямиться на трясущихся ватных ногах.

Стало видно, что он повыше молодого стражника и пошире в плечах. И что на самом деле они совсем не похожи, как могло показаться поначалу из-за светлых шевелюр - разные лица, разные осанки, разное сложение.

– М`сир…

– Жалобу подашь позже, когда придешь в себя, - отмахнулся Пес.

– Пи… - голос Гилберта прервался.

– Что?

– Письмо. Мое письмо. Мне… оно… Гилберт с ужасом понял, что не может объяснить внятно, что это за письмо и почему оно настолько важно. Что скажет Псу Правосудия имя какого-то там Лисьего Хвоста? И что они подумают про “самозванца”, когда его прочитают - а они не могут не прочитать?

Пес правосудия перевел взгляд на маленького инквизитора.

– Письмо.