Тот не шелохнулся.

– И цвай… фламберг. Мой меч!

– Выдайте моим людям вещи и бумаги этого человека. Все, по описи - вы наверняка ее делали, так уж положено. Сержант - примите.
– приказал Пес.

Рыжий стражник кивнул и повернулся к писцу:

– Бумаги и вещи, мессир рыцарь. Но сначала - опись.

Детина в зелено-белом сюрко смерил его презрительным взглядом и вопросительно посмотрел на отца Гурджиа.

– Опись, бумаги и вещи. Передайте их моему человеку, - потребовал Конст жестким, звенящим голосом. Словно перетянутая струна, что вот-вот лопнет. Тишина.

Маленький человечек облизнул губы и пожал плечиками.

– Брат, выполни это требование. Это все уже не важно.

Детина что-то пробурчал, но наконец подчинился.

– Протокол допроса вы не получите.

Пес правосудия промолчал.

Наемник благодарно кивнул. Стены конюшни завертелись перед его глазами, он неуклюже переступил ногами и начал падать. Сержант не сделал попытки его поддержать, и Гилберт Кёрдерер из местечка Гродницы что под Аусборгом ничком рухнул на земляной пол.

Тот нестерпимо вонял навозом.

Глава 7

НЕСВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО

(Кегнит)

Особняк Хантеров.

Ворота были закрыты, на фигурные решетки падал солнечный свет. Кегнит остановился, поднял голову и поморщился. Черт.

Слишком яркое солнце. “Никогда не понимал смысла солнечных ванн”. Кегнит надвинул шляпу ниже на глаза. Кожа его, белая и слегка веснушчатая, сгорала сразу и очень болезненно. Поэтому лучше бы сумерки и холодный сырой туман, как в Уре или в порту Сильверхэвена за час до рассвета… и круглый год.

“Я, конечно, знаю, что солнцебоязнь скорее свойственна вампирам, чем офицерам Второго Департамента, но… похоже, у некоторых офицеров схожесть с носферату не исчерпывается только страстью к ночной охоте на людей”. Шутка вице-канцлера при производстве его в новый чин. Неудачная, как большинство его шуток, но стоящая десятка самых лучших каламбуров и самых остроумных эпиграфов. Личное расположение Витара Дортмунда, за глаза именуемого Человеколюбом, дорогого стоит.

Кегнит кашлянул в кулак и обернулся, оглядывая своих людей - тех, что прибыли с ним из Ура, что служили здесь при его предшественнике и, наконец, городских стражников в цветах герцога Наольского, приданных ему для солидности. И те, и другие, и третьи откровенно скучали - только его люди делали это гораздо профессиональнее.

Кегнит подошел к решетке, чувствуя, как стало мокро между лопаток (да по всей спине!) и в подмышках. Жарища такая, что хоть одежду не носи.

Некоторые так и делают, подумал он, вспомнив, как ночью застал бегущего человека с охапкой одежды в руках. Сверху лежали ножны со шпагой. Это было… Кегнит мысленно улыбнулся. Это было смешно. Незадачливый любовник; муж, вернувшийся не вовремя; полуголая красотка. Женщина кричит с балкона, любовник, выпрыгнувший в окно, мчится по улице нагишом, а за ним следом - разъяренный муж с аркебузой, впопыхах даже забывший запалить фитиль.

Романтика.

В общем, отсмеявшись, отвели обоих - и мужа, и любовника - в кутузку.

Комендантский час нарушать нельзя.

Время такое… предвоенное. Кстати о времени: по улице шел дозор, и Кегнит остановил его повелительным взмахом руки. Капрал, командовавший патрулем, увидев значок Второго Департамента, выпрямился и замер, каменея лицом. В прозрачных светлых глазах появилось профессиональное стеклянное выражение, когда не отражается ничего, даже приблизительно похожего на работу мысли.

Словно капрал нанял для такого разговора зомби, глядящего на Кегнита безразличными мертвыми глазам.

Похоже, капрал точно знал, как нести службу с наименьшими проблемами у начальства.

– Мое имя Джеймс Кегнит, я помощник коменданта Наола и офицер Второго департамента. Вы и ваши люди подступаете в мое распоряжение. Дело безопасности герцогства.

– Ждем приказаний, мессир!
– выпрямился по струнке капрал.

Прочие патрульные энтузиазмом не пылали.

Ну и черт с ними. Зато их восемь, а вместе с командиром девять, а это значит, что отряд Кегнита вырос сразу на треть, что немаловажно, учитывая обстоятельства.

Подобные патрули обходили Наол, прочесывая кабаки и забегаловки, вытаскивая из них пьянствующих наемников, наводнивших улицы города. Тех, кто уже сделал отметки в своих патентах, поступив на службу Блистательного и Проклятого и получив взамен белые повязки и стигмы, вытаскивали за шиворот из-за столов и отправляли в казармы, либо казематы - трезветь. Тех, кто еще не обзавелся новым хозяином в лице уранийского военного командования, брали в обработку. Выбор им предоставлялся небольшой - или подписание контракта, или штраф с перспективой аннулирования патента и пинок под зад до границы герцогства.