– Ты это говорил уже.

– Не довезем девочку… - он вздохнул.
– Помрет. Растрясет ее.

Кастор промолчал, тиская рукоять меча.

“Я должен забрать ее жизнь. И ее дар”.

Мысль об убийстве угнетала его, но куда больше страшила перспектива ответственности. Одно дело опекать девушку, которая стала сосудом божественной силы, и совсем-совсем другое дело стать таким сосудом самому.

Каково это - осознавать, что твой чих может менять судьбу десятков людей? Каково это - стать объектом вожделения всех сильных мира сего?

Осколки черно-белого мира Кастора ди Тулла с треском и грохотом рушились вокруг него. Пнедориец слишком привык быть “щитом человечества” - защищать и оберегать других. Рассматривать в качестве подопечного себя самого было и странно, и неприятно.

– Жалко, - пробормотал крестьянин.

– Не трави душу, борода, - раздраженно прорычал ди Тулл.

– Да я что, я ничего, - поспешно забормотал мужик, но не отвернулся, продолжая смотреть на бледное лицо умирающей.
– Такая молодая и красивая. Нехорошо ей умирать.

– Заткнись.

Голос селянина отвлекал и раздражал экзекутора.

Он был близок к тому, чтобы принять решение, но чтобы справиться с такой задачей, требовалось собраться и вызвать к жизни призрак двадцатипятилетней давности.

Собственный призрак.

Нынешний Кастор ди Тулл - рыцарь ордена Очищающего пламени - не сможет убить умирающую девушку, да еще столь юную. Дабы сделать это, ему придется воскресить внутри порочную и давно преданную анафеме часть себя, что в свое время заставила молодого мичмана дезертировать из пнедорийского флота и взойти на борт “Сколопендры” - быстрой и верткой шхуны, наводившей ужас на мелких морских торговцев под флагом Красной Каракатицы. Вернуть к жизни похороненную звериную сущность - свирепую, лихую и безжалостную, вполне способную хладнокровно перерезать глотку женщине, чтобы без помех снять с нее украшения.

Прежде ди Тулл тешил себя мыслью, будто пират-Кастор умер в тот день, когда орден Башни обрел нового послушника-неофита, однако сейчас, когда все вокруг стало зыбким и закачалось под ногами, ему требовалась помощь того, кто умеет стоять прямо в любую качку. В ком злобы и холодной ненависти к миру больше, чем долга и чести.

Есть времена, когда героев и паладинов должны заменить в строю злодеи и чудовища.

– Я что хотел сказать, господин, - не умолкал селянин.
– Может и есть способ помочь.

Ди Тулл уставился на него тяжелым недобрым взглядом.

– Говори, - медленно произнес он.

– Ежели свернем с тракта, будет деревня Ежигва. Небольшая, дворов на полста. Там знахарка есть. Жена местного кузнеца.

Надежда, вспыхнувшая было, подернулась пеплом. С искусством сельских травниц ди Туллу приходилось сталкиваться, и он знал, что народной молвой оно сильно преувеличено. Большую часть из них даже он мог бы поучить, как накладывать повязки и чистить раны в полевых условиях. Как правило, девять из десяти таких “искусниц” только и умели, что припарки делать, сомнительные отвары в больных вливать, да пуповины младенцами перевязывать.

– Она умеет врачевать тяжелые пулевые ранения?

– Не думаю, господин.

– И я о том же. Только потеряем время. А так если каким-то чудом доберемся до города, шанс будет…

“Не доберемся. Не обманывай себя”.

– Так-то оно так, только знахарка может за девочкой приглядеть, пока вы к Змеевой невесте сходите.

Ди Тулл нахмурился.

– Ты сейчас о чем?

– О Змеевой невесте, господин, - селянин понизил голос.
– Ведьма это. Настоящая. Сказывают, что сбежала из Черной церкви, не пожелав служить, и теперь по лесам прячется от этих… бафометусов ихних. Уже с месяц возле Ежигвы обретается. Местные ей еду относят, монеты и все, что не попросит. А она в ответ на деревню порчу не насылает и скот не губит. Может, если вы к ней пойдете, она согласится девочку спасти.

Кастор потер неожиданно вспотевший лоб.

– И как же про нее за месяц никто не узнал? Почему инквизиция не добралась? Или люди местного князя?

– Так никто и не знает. Деревня нишкнет, все ждут, пока она добром уйдет.

– Деревня нишкнет… - повторил Кастор ди Тулл, и глаза его подозрительно прищурились.
– А ты-то тогда почем знаешь?

– А знаю! Я, господин, дочь за парня из этой деревни отдал. Две недели назад был у них по кузнечной надобности, вот дочь не удержалась - нашептала. Да и так понятно, что в деревне что-то неладное случилось. Запуганные они все стали, неразговорчивые, и в окрестностях все как помертвело прямо. Страх давит. Я в молодости такое видел, когда в Верхних Вежах повадился волколак детей таскать. Как напасть случается, да такая, что не один двор, не одну семью, а весь мир гложет, оно сразу видно.

– А если ушла уже твоя… невеста?

– Тогда помрет девочка, господин. Но ей так и так помирать, а потому попробовать, думаю, стоит. Красивая она. Жалко.

Кастор помолчал, лихорадочно обдумывая случившееся.

Ну, борода, ну искуситель!

Предлагает рыцарю-экзекутору просить помощи у ведьмы. Хуже того, у беглой жрицы Черной церкви!

Но есть ли выбор?

– “В борьбе с врагом человечества нельзя гнушаться и его оружием. Ибо зло подобно змее пожирающей свой хвост…”, - тихо пробормотал он себе под нос.