– Эй, сиволапый, а ну стой!
– властно потребовал один из пяти - в широкополой лютецианской шляпе.

Андрий послушно остановился, стянул шапку и замер в поклоне.

Всадники поравнялись с его телегой и обступили ее.

– Что везешь?

Прежде чем селянин успел ответить, второй всадник закричал сиплым простуженным голосом.

– Бэрк, да ведь у него там девка! Точно девка, смотри!

Услышать такие слова на пустынной дороге от группы вооруженных людей, которые вполне могли оказаться как неприкаянными наемниками, не гнушающимися мародерства, так и откровенными грабителями и душегубами, не сулило Андрию ничего хорошего и без всех тех страстей, что нагнал на него ди Тулл. Поэтому когда селянин кинулся к телеге, как наседка, закрывая ее руками, его поведение выглядело абсолютно естественным.

– Смилуйтесь, господа!
– заголосил он.
– Нельзя ее трогать. Дочка это моя, кровинушка! При смерти она! Везу в деревню соборовать.

– И впрямь бледная, как смерть, - пробормотал кто-то из всадников.
– Краше только в гроб кладут. А жалко, девка красивая. С такой потешиться не грех.

– А давай потешимся, глядишь, и румянец появится, - рассмеялся сиплый.

Кастор мысленно призвал на его голову все муки ада, обещанные распутникам. Он осторожно, страшась хрустнуть самой маленькой веткой, невзначай попавшей под ногу, передвинулся за другой ствол дерева, заходя всадникам в спину.

Пятеро вооруженных конных против одного пешего - отвратительный расклад. Худший, какой можно придумать. Он бы не сомневался в исходе схватки с верховым один на один, и даже против двоих на узкой проселочной дороге выйти не побоялся бы. Но трое уже много, а четверо - совсем перебор. Против пятерых же просто не вытянуть. Даже с учетом того - он это сразу приметил - что один из них ранен. Пятый всадник держал руку у груди на перевязи. Грязного цвета бинт почти не выделялся на темной коже куртки.

Ди Тулл машинально покачал головой. Нет, ранение пятого не меняло расклад сил: чтобы порубить одного пешего рыцаря в мелкое крошево хватит и четверых всадников.

Оставалось надеяться, что Андрий сумеет выкрутиться.

– Тебя кто-то обгонял по дороге, мирянин?
– задумчиво разглядывая телегу, спросил первый всадник, тот, названный Бэрком.

– Было дело, господин, - угодливо кланяясь, засуетился Андрий.
– Двое проехали мимо. Один высокий такой, по всему солдат, и девушка с ним. Молоденькая, прямо как моя Надя. Только краше в разы.

Всадники многозначительно переглянулись.

Кастор задержал в груди облегченный вздох. Пронесет?

– Что-нибудь говорили, спрашивали?
– спросил Бэрк, не глядя на селянина и продолжая заглядывать в телегу.

– Солдат спросил - будут ли свороты с дороги до города. А ему как на духу - только один и будет, в деревню мою, в Ежигву. Я-то туда везу девочку свою. Совсем ей худо, пусть хоть дома, в родных стенах помрет.

– Есть у меня одна живительная мазь!
– засмеялся сиплый.
– Мордашку смазать, и, глядишь, поможет. Только придется потрудиться добываючи…

– Заткнись, - коротко приказал ему Бэрк.

Он, наконец, оторвал взгляд от телеги и внимательно посмотрел на Андрия.

– Что с девчонкой-то, мирянин?

– Лихорадка подкосила, господин - убитым голосом произнес тот.
– К знахарке возил, да та не справилась.

Ди Тулл увидел, как расслабились плечи всадников. Даже сиплый что-то пробормотав, тронул лошадь каблуками, заставляя отойти от телеги. Подхватить лихорадку от умирающей девчонки ему не улыбалось.

И только Бэрк не шевельнулся в седле.

– Лихорадка говоришь, - медленно произнес он, и селянин вздрогнул, видя, как лицо его сделалось жестким, а глаза узкими и злыми.
– А давно ли от лихорадки платье в крови делается?

– Дык это… кашляют же они, - забормотал Андрий, - С кашлем кровь идет.

Такая ложь могла сойти, но голос его предательски дрогнул, и Бэрк торжествующе оскалился. Рука его вцепилась в эфес сабли, и металл заскрипел-зашелестел в ножнах, освобождаясь от их объятий.

– Где ее спутник?

– Муж ее в деревне, - залепетал Андрий, пытаясь исправить неисправимое.
– Это доченька моя, кровинушка.

Бэрк коротко ударил его саблей, и мужик, вскрикнув, упал на колени, хватаясь за голову. Русые волосы потемнели от крови.

– Где ее спутник?
– заорал всадник.

Он знал, что удар не был смертельным, поскольку бил тыльной, не заточенной стороной клинка. Прежде, чем зарубить наглого деревенского увальня, требовалось выбить из него все, что тот знает.

Андрий в ответ лишь стонал и плакал, ползая у копыт коня.

“Все кончено”.

Кастор сказал себе эти два слова, и все вдруг стало легко и просто: ему не доставить Трофей, но видит небо, он погибнет, исполняя долг. Мир снова обрел целостность.