И последнее – начинает переосмысливаться и роль России. Как заявил Михаил Маргелов, например: «В начале года по приглашению Российского общества солидарности с народами Азии и Африки (ОСНАА) в Москве побывали лидеры киргизской оппозиции – Курманбек Бакиев, Омурбек Текебаев, Роза Отунбаева. Мы общались с ними, проясняя их позицию, и рассказывали о своей. Отрадно, что из Бишкека достаточно быстро прозвучали слова о неразрывности связей с Россией, о сохранении российской авиабазы в Канте. О том, что новые лидеры Киргизии не собираются выходить из жизнеспособных институтов СНГ, к которым, в первую очередь, относится Договор о коллективной безопасности» [55]. То есть Россия оказывается активно задействованной в переговорах именно с оппозицией, а потому спокойно относится к смене власти. В результате образуется гораздо более сложная конструкция, чем просто противодействие США и России: «Хотя острие оппозиционного демократического движения в Киргизии, открыто финансируемого США, было направлено против дружественного Москве президента Акаева. Заметная «фоновая» помощь США в бишкекских событиях, о чем подробно писала газета New York Times, уже совершенно не раздражает Россию. Кремль каждый раз добросовестно выполняет предписанные ему Вашингтоном функции «доброго следователя» для постсоветских режимов» [56]. Идет существенная трансформация действительности, но она имеет место с согласия всех участников.

США ГОВОРЯТ о форматировании будущего под задачи своей национальной безопасности как о вполне реальной задаче. К сожалению, прозвучавшие в стратегических оценках 1999 года эти проблемы потом исчезли из открытой печати, что вполне понятно, поскольку тогда оппоненты могут оказаться во всеоружии. Все равно следует считать, что исследования такого рода ведутся, правда, вне внимания широкой общественности, в противном случае теряется их смысл. Поэтому мы можем лишь восстанавливать возможные направления развития данного подхода, иногда именуемого как shaping of the future (формирование / форматирование будущего). Ричард Куглер подчеркивает, что в «анализе мировой системы имеют значения сегодняшние структуры, но процессы, производящие изменения, формирующие будущее, более важны» [1].

Все это говорит вообще о транзитивном характере всего сегодняшнего состояния, поскольку параметр движения оказывается более существенным, чем параметр стабильности. Фиксированное состояние по сути не является таковым, если не достигнут нужный результат перемен.

Дэвид Гомперт говорит, что форматирующие и реагирующие функции вооруженных сил должны находиться в гармонии [2]. Принятая в прошлом тактика фиксированного расположения вооруженных сил является анахронизмом, поскольку места будущих угроз сегодня неизвестны. Вооруженные силы должны иметь возможность быстрого перемещения в точки подобных будущих угроз.

В мире, с точки зрения США, должны присутствовать следующие определяющие составляющие:

• жизнеспособность и безопасность демократического ядра, живущего по законам свободного рынка;

• интеграция переходных стран в это ядро;

• победа над странами-изгоями или маргинализация их или иных групп, угрожающих интересам и ценностям ядра;

• уменьшение ущерба от проигрывающих стран.

Это как бы основополагающие параметры системы, которую следует удерживать в предлагаемом состоянии. Путями, которые позволят удержать систему в этих параметрах, являются:

• сдерживание конфликтов;

• поддержание международной поддержки и кооперации;

• улучшение коалиций с партнерами;

• уменьшение возможностей реальных или потенциальных врагов;

• проведение реформы обороны.

Разные регионы требуют разных вариантов применения этих методов. Но это все равно достаточно обобщенные параметры, чтобы было возможно их удерживать в реальной практической работе. Подлинный инструментарий должен быть гораздо более конкретным и детальным.

Продолжая тематику форматирования будущего, Мартин Либицки видит 2018 год сравнительно с 1998-м как такой, что будет свободным от сюрпризов [3]. Он выстраивает трехмерный мир, в котором один вектор отражает больших противников, другой – тех, кто обладает неприятными технологиями, третий – создание неприятных ситуаций. Каждое альтернативное будущее (или враг) образуются при комбинации двух или трех измерений. Например, Россия может стать больше и получать новые технологии. Наоборот, Япония и Европа имеют ресурсы для того, чтобы быть большими державами, но они решили быть вместе с США в проблемах обшей безопасности. Кстати, С. Переслегин в своем интервью «Авианосцы как трансляторы цивилизационных смыслов» [4] утверждает, что рано или поздно России придется выбирать между двумя геополитическими противниками – Европой и США.

В качестве примера форматирования будущего можно посмотреть на действия Петра Первого, который вел на поверхности борьбу с бородами и крестьянским платьем, на самом деле продвигая процессы вестернизации страны, которая давала ему возможность совершить ее модернизацию. По сути именно здесь можно увидеть основной вариант инструментария:

• этап первый – разрушение старых моделей;

• этап второй – введение новых моделей как промежуточная цель;

• этап третий – выведение новой системы как конечная цель.

При этом борьба идет между разными фрагментами старой модели и новых моделей, хотя реально вводится новая система. Просто ее введение будет облегчено первыми двумя шагами. Петр Первый был конструктором новой социальной реальности, при этом его даже не смушало, что как раз в этот период черти в храмах изображались безбородыми и в немецком платье. Отсюда возникновение спасительной идеи, что Петра за границей подменили. Тогда его действия становились вполне системными, но только с точки зрения старой системы.