— Да, к тому же звоню я издалека.

— Где ты?

— Да долго объяснять. У океана, и главное, что я еще жив, вопреки твоим прогнозам, и это, Гарди, не может меня не радовать.

— Ну что ж, придется порадоваться и мне, — сказал доктор Корнер, — я не так давно вспоминал тебя. Спасибо, что держишь слово и звонишь мне время от времени.

— Как твои дела, Гарди?

— Обо мне ты можешь не беспокоиться. Я, кстати, недавно купил еще одну чудесную картину. Очень хорошего художника.

— Интересно, Гарди, кого ты считаешь очень хорошим художником?

— Если бы я купил не твою картину, Джон, я бы об этом и не вспоминал. Она сейчас висит как раз напротив меня.

— Так значит, ты все-таки был на выставке моих картин? — рассмеялся Джон.

— Конечно, был.

— И как тебе она?

— По-моему, замечательно. Ты же все-таки хороший художник.

— Гарди, ты льстишь мне.

— Хорошо, давай поговорим о другом. Как ты себя чувствуешь, как твое сердце?

— Я совсем забыл о нем.

— Ну что ж, это неплохо. Надеюсь, ты не увлекаешься спиртным и курением. Об остальном я не спрашиваю.

— И правильно делаешь, — ответил Джон, — курить я почти не курю, пью не больше обычного.

— Может тогда, Джон, мы с тобой еще сможем увидеться. Ты же помнишь, что в следующую нашу встречу тебя ждет бутылка отличного французского коньяка. Мне будет очень жаль, если придется распивать ее в одиночку.

— Ну что ж, Гарди, ты очень тактично подготовил меня к собственной смерти. Спасибо тебе за это.

— А как себя чувствует твоя новая жена?

— По-моему, она сошла с ума, вырвавшись на свободу. Ходит в каких-то немыслимых шортах, постриглась под мальчика.

— Ну, Джо, это не по моей части. Могу только подсказать очень хорошего психиатра.

— Нет, Гарди, все нормально. Я и сам веду себя точно так же.

Джон прикрыл глаза, пытаясь вообразить себе Гарди, сидящего в кабинете. Ему очень хотелось узнать, какую же из его картин тот приобрел. Но почему-то Джон боялся об этом спросить. Ему всегда было жаль, когда его картины попадали в чужие руки. Даже в руки друзей.

Но все же он не выдержал и спросил:

— А какое полотно ты купил?

— Я знал, что ты не выдержишь и поинтересуешься, — рассмеялся Гарди, — я так и знал. Попробуй угадать.

— Ты сам, Гарди, сказал, что у меня больное сердце, мне нельзя волноваться. Так что отвечай сразу.

— Я могу сказать тебе абсолютно точно, я купил самую лучшую твою картину.

— Самую лучшую я еще не успел написать.

— Значит, меня обманули на выставке. И я купил всего лишь самую дорогую твою картину.

— И ты не пожалел денег? — изумился Джон. — Я бы мог подарить.

— Картины, которые дарят, это совсем другое, — признался доктор, — я бы не смог, показывая ее свои пациентам, небрежно замечать, сколько заплатил за полотно. А они бы перестали меня уважать. Тем более, Джо, ты бы подсунул мне какую-нибудь ерунду, дешевку, я тебя знаю.

— Ладно, Гарди, мои картины поднимутся в цене, когда я умру, и тогда ты пожалеешь о своих словах.

Джон хотел уже распрощаться с доктором Корнером, но тот внезапно спросил:

— Джон, а ты сейчас работаешь?

— Да, пытаюсь, но мало что получается.

— Тогда успехов тебе и до встречи. Но не забывай, что ты должен быть очень осторожным.

— Спасибо, Гарди, ты меня немного развеселил. До встречи.

Джон Кински повесил трубку, открыл гардероб и выдвинул свой саквояж. Он, не глядя, запустил в него руку и извлек тяжелый револьвер. Откинув барабан, осмотрел блестящие желтые патроны, прикоснулся подушечками пальцев к капсюлям и резко заправил барабан на место.

— Цветной зонтик очень легко отыскать на пустынном пляже. — Пальцы ног — это глубоко личное, интимное. — Розовый великан раскланивается с Билли. — От хорошей обуви ступни не портятся. — Маленький Билли любит рассматривать женщин по частям. — Стефани считает, что она мумия. — Джон и Стефани играют в песке — они сама детская непосредственность.