Шрифт:
Чак вытащил револьвер, проверил, заряжен ли и спрятал под куртку.
— Я ухожу. Так что оставайтесь, в холодильнике есть кое-какая еда, надеюсь, вам хватит. А ночью я вернусь.
Чак кивнул Стефани, пожал руку Джону Кински и тихо исчез из квартиры.
— Ну, что, Стефани, вот мы и остались с тобой одни.
— Я давно мечтала, чтобы рядом никого не было.
— Твоим мечтам суждено сбыться. Может быть, посмотрим телевизор? Там наверняка рассказывают про нас с тобой.
— Да нет, Джон. У меня нет никакого желания слушать ни о себе, ни о тебе. Хотя ты, насколько я понимаю, очень любишь коллекционировать мнения о себе и своих работах.
— Да нет, не люблю. Особенно после собственных похорон.
— Так похорон-то еще не было, — сказала Стефани.
— Не было, значит, будут. Но факт смерти присутствует. Мы с тобой мертвецы.
— Интересно… — Стефани посмотрела на себя, потом на Джона. — Действительно, интересно. Все думают, что мы мертвы, а мы сидим с тобой в квартире и можем делать все, что захотим.
— Да нет, не все, Стефани… А желательно и ничего не делать, а сидеть тихо.
— Мы и будем сидеть здесь тихо, пока не придет Чак… Я очень хочу спать, — сказала вдруг Стефани.
Джон пожал плечами.
— Я тоже не против. Но мне кажется, что вначале надо принять душ.
— Конечно. Я пойду в ванную, а ты поищи чистое белье. Я думаю, что нам не помешает выспаться, ведь завтра будет тяжелый день.
Стефани скрылась в ванной, а Джон стал стелить постель…
Джон и Стефани улеглись. В комнате царил полумрак. Солнце едва пробивалось сквозь тяжелые шторы.
— Все это очень странно, — сказала Стефани. — На улице день, а у нас ночь… Мы живы, но в то же время мертвы. Мне трудно привыкнуть к этой мысли…
— Да…
Джон обнял жену.
— Такое у меня уже было однажды, я тебе говорил. После аварии я чуть не ослеп.
— Да, — сказала Стефани. — Все думали, что меня сожрали крокодилы, а я осталась жива. Но теперь все куда проще и веселее, — Стефани попыталась улыбнуться, но была настолько усталой, что улыбка получилась вымученной.
— Ты, Джон, по-моему выглядишь очень грустным, — сказала Стефани.
— А ты видишь меня в этом полумраке?
— Конечно! Я чувствую твое настроение, даже если просто прикоснусь к тебе рукой.
Стефани положила руку на лоб Джона, и тот показался ей очень горячим.
— Ты что, заболел?
— Да нет, Стефани, это просто у тебя холодная рука.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Я сейчас согрею твои пальцы, — шептал он.
— Мне хорошо, Джон, быть рядом с тобой…
— А я не знаю, хорошо ли мне или плохо…
— Я, Джон, никогда раньше не задумывалась…
— Над чем, Стефани?
— Вообще. Все решала импульсивно. А теперь, когда мне запрещено выходить из этой квартиры, то мне ужасно хочется выйти на улицу.
— Всегда, Стефани, хочется делать то, чего нельзя. А нам с тобой нельзя слишком многое… Но всего несколько дней.
— Но это очень тяжело, Джо, ведь правда?… А вдруг Чак не вернется? — забеспокоилась Стефани, — у меня снова нехорошее предчувствие…
— Что с ним может случиться? Ну, встретится он с Леонардом Смайлзом, получит свои деньги…
— Ты не знаешь Леонарда… Я только сейчас вспомнила, какой у него холодный и омерзительный взгляд. Такой человек способен на все. Если он решился убить меня, то спокойно убьет и Чака.
— Зачем? — изумился Джон.
— Во-первых, чтобы не платить ему деньги, это раз. А во-вторых, зачем ему лишний свидетель? Зачем ему человек, который знает, что он — преступник?
— Я вновь перестаю понимать тебя, Стефани. Ты кажешься мне чужой и далекой. Сам я ни черта не смыслю в этих делах.
— Нет, ты только представь, — сказала Стефани. — Ты заказываешь убить человека.
— Я это не могу представить, — сказал Джон. — Я бы никогда на такое не пошел.
— А я могу, — призналась Стефани.
— Неужели тебе в жизни приходилось кого-нибудь убивать? — Джон сжал ее руку.
— Но я была близка к этому. Тогда было почти все так, как теперь, хотели убить меня, но не получилось.
— Почему, Стефани, тебе сразу не обратиться в полицию?
— Я, конечно, обращусь. Но мне нужно, чтобы Леонарда Смайлза взяли с поличным. Иначе никто не сможет доказать, что он настоящий убийца.