— Каждый из нас может умереть завтра, — сказал Джон, — и мне не хочется думать о смерти.

— Каждый может умереть, — вздохнул доктор Гарди, — но ты-то знаешь об этом, знаешь, откуда тебя подстерегает опасность. Признайся хотя бы сам себе, можешь не признаваться мне, с тобой ведь не все в порядке? Ты временами чувствуешь головокружение, временами к тебе внезапно приходят мысли о смерти.

Джон Кински молча курил.

— И ты только что сказал мне, Джон, что пробовал бросить курить.

— Конечно, от таких разговоров можно не только бросить курить, можно подумать и о самоубийстве, — зло сказал Джон.

— Я предлагаю тебе уменьшить риск, только и всего. Тебе нужно вставить искусственный клапан в сердце, и ты вновь будешь спокоен.

Доктор Корнер взглянул на Джона и довольно долго глядел ему прямо в глаза, медленно, в тяжелом раздумье покачивая головой.

Джон Кински отвел взгляд.

— А кто из нас не думает о смерти? Ты, скорее всего, тоже задумываешься о ней.

— Джон, я вижу смерть почти каждый день. Я, в отличие от тебя, знаю, что делается внутри человека, и поэтому знаю о смерти больше твоего. Внутри нас все так ненадежно…

— Гарди, а какие могут быть гарантии, что все пройдет успешно?

— Гарантии, — усмехнулся Гарди, — мой талант.

— И сколько времени займет операция?

— Два дня — подготовка, день уйдет на операцию, а через две недели ты сможешь встать на ноги.

— Через две недели… — задумчиво проговорил Джон Кински. — Ты знаешь, Гарди, сколько всего можно наворотить за две недели?

— Я вижу, ты и в самом деле задумался о смерти, — сказал Гарди. — Две недели можно пропьянствовать, проваляться в постели. И скорее всего, ты этим собираешься заняться. Но, честно говоря, Джон, все не так уж и плохо.

— Ты имеешь в виду мое сердце?

— Да, и тебя самого тоже. Главное — радоваться жизни, Джон. Побольше положительных эмоций, поменьше волнений, поменьше спиртного и табака.

Гарди взял недокуренную сигарету из пальцев Джона и загасил ее в пепельнице.

— А как насчет секса?

— Я же говорил тебе: побольше положительных эмоций. Только, смотри, не переусердствуй, не строй из себя эдакого супермена.

— Гарди, ты просто мне завидуешь, — уже развеселился Джон Кински.

Но доктор Корнер вновь вернул его мысли в серьезное русло:

— Джон, всего лишь две недели, а потом ты не будешь думать об этом никогда.

— Ты собрался меня зарезать?

— Нет, я собрался тебя разрезать, раскрыть твою грудную клетку и заменить маленькую детальку в расшатавшемся организме.

— Нет, Гарди, это все заманчиво, но я не согласен.

— Почему?

— Если я буду абсолютно здоров, то мы качнем реже встречаться, — отшутился Джон Кински, — а мне бы хотелось видеть тебя почаще.

— Если ты, Джон, умрешь, то мы встретимся еще только один раз — на твоих похоронах. А на кладбище я ходить не люблю.

При слове «кладбище» лицо Джона Кински напряглось. Он сделался задумчивым.

— Ну ладно, извини, если я тебя чем-то расстроил.

— Да нет, наоборот, ты заставил меня задуматься, а это полезно иногда делать.

— Так, значит, ты не согласен, Джон?

— Конечно.

— Ну что ж, пеняй на себя. Правда, чтобы очистить свою совесть, я возьму с тебя обещание.

— Охотно дам его тебе, если это не займет у меня много времени.

— Я знаю, конечно, как уговорить тебя, но я не хочу прибегать к запрещенным методам.

— И чем же ты собирался на меня подействовать?

— Я бы мог сообщить о твоей болезни твоей жене, но это испортит настроение ей, она испортит настроение тебе, а ты, разозлившись, придешь ко мне и испортишь настроение мне. А я хочу себя чувствовать отлично.

— Так в чем я тебе должен поклясться? Что я должен пообещать?

— Единственное, что тебе потребуется — это изредка звонить мне и сообщать, как ты себя чувствуешь.

— Изредка — это как?

— Ну хотя бы раз в неделю. Такой вариант тебя, наконец, устроит?

— Конечно.

— А теперь, Джон, когда ты окончательно отказался от операции, ты должен мне признаться и абсолютно искренне: ты действительно чувствуешь себя хорошо?

Джон задумался:

— Мне не хотелось бы тебя обманывать.