Шрифт:
Сознание складывается в нечто единое, разум возвращает способность мыслить.
Внимание приковано к девушке в морском платье.
Наяда.
Как такое может быть? Она погибла... Милита убила!
Но ведь труп Эгорд не нашел.
Как же Наяда спаслась?
И что за место там, за водопадом?
– Девушка ослаблена, - заключает Халлиг, - много месяцев без еды и воды, но странная магия, что держала в глубоком сне, расходовала ее силы крайне экономно, признаков истощения и обезвоживания нет, угрозы жизни тоже. Думаю, надо просто ждать, когда проснется, остатки усыпляющей магии в ближайшее время себя исчерпают.
Эгорд кивает, взгляд не может оторваться от переливов на платье, от удивительного лица, так хочется удержать в памяти, но стоит глаза закрыть, представить... Ничего.
– Ты ее знаешь, - догадывается Халлиг.
– Да...
Жрец поднимается.
– Что ж, надеюсь услышать эту часть истории, но сейчас надо возвращаться к делам. Все, что мог, сделал. Останешься тут?
Эгорд кивает.
Халлиг берется за ручку двери.
– А что с демоном?
Эгорд сбивчиво рассказывает, где Хафал, просит запереть в более надежной камере, зачаровать не только решетку, но и стены. Жрец кивает, дверь за ним захлопывается, Эгорд остается с Наядой наедине, опускается в кресло рядом с постелью, нежные, как лепестки, пальцы оказываются в железной мужской руке, в окна дышит океан, стрекочут ночные насекомые, долетают голоса чаек...
Так проходит ночь.
Веки разлепляются, воздух наполнен медовым утренним светом, голова Эгорда на краю постели, рука держит пальцы Наяды, он сам на коленях, ноги напитаны прохладой пола, взгляд упирается в девичью талию, в синеватые меняющиеся узоры на платье, метаморфозы завораживают, время словно остановилось...
– Платье подарил отец, когда мне было пять, - вкрадывается женский голос.
– Оно волшебное, живое... Росло вместе со мной.
Эгорд голову поднимает.
Наяда на подушке, волосы раскиданы как песок по берегу, но лицо склонено к Эгорду, из-под ресниц смотрит морская глубина.
– Наяда...
Эгорд заключает девушку в объятия, хочется стиснуть, но доспехи прижимаются к платью осторожно, вдохнуть страшно: чешуя выгнется, сдавит хрупкое тельце. Руки Наяды ложатся воину-магу на спину, едва ощутимый бугорок скулы прижимается к щетине. Минуты растягиваются, мир уменьшен до симфонии двух дыханий: Эгорд прислушивается к этим прекрасным волнам, его грудь опускается, когда вздымается грудь Наяды, и наоборот...
Наконец, Наяда заглядывает Эгорду в глаза.
– Я должна была умереть...
– Ты жива, любимая.
Воин-маг проводит пальцами по щеке, розово-молочная кожа отзывается упругостью. Взгляд девушки робко проскальзывает по комнате.
– Где я?
– В безопасности.
– На острове?
– Да. В крепости.
В глазах Наяды рождается испуг.
– Но маги...
– Не бойся. Магов больше нет. Здесь только я и мои друзья.
Это не совсем так, но говорить про демона пока смысла нет, главное, чтобы Наяда успокоилась.
– Любимая, помнишь, что с тобой случилось?
Наяда погружается в задумчивость...
– Да... Припоминаю... Не знаю, что это было, но как было, помню...
– Замечательно...
Эгорд извлекает из торбы горстку флаконов с разноцветными зельями, хрусталь позвякивает, крышечки отрываются с тихим "чпоком", воин-маг поит возлюбленную полезными и приятными на вкус жидкостями, сонливость Наяду покидает, веки моргают чаще, взгляд становится собранным, девушка заметно приободряется.
– Любимая, обещаю, расскажу все, но сперва расскажи, что было с тобой после того, как твой...
Эгорд глотает слово "отец". Рано. На девочку и так свалилась гора неожиданностей, ни к чему добивать еще и тем, что отец был превращен в монстра.
– ...как то чудовище лишило тебя сознания.
Наяда сосредоточенно вспоминает, Эгорд садится сбоку, нежно, но плотно прижимает девушку к себе, словно хочет стать ее щитом от всего на свете, даже от пылинок и сквозняка, чтобы не мешали вспоминать.
– Очнулась в доме старосты, - начинает Наяда, - как сейчас, в постели, даже состояние было похожее: вроде бы проснулась, но сон все равно отпускать не хотел, словно была внутри какой-то мутной дурманящей пленки... За мной ухаживали служанки старосты, а когда дурман все же отпустил, пришел староста Деймус. Не кричал, но тон был очень суровый, Деймус говорил, что понимает мое стремление помочь тебе, но осуждает, мой поступок едва не сорвал планы магов, поставил под угрозу жизнь селения, затем сообщил, что маги все-таки забрали тебя и твоих спутников, а потом сказал, чтобы приходила в себя и шла мыть посуду, что осталась после пиршества. И ушел. Часа два проревела, успокоилась и пошла мыть, лишь бы не оставаться наедине с мыслями...
Наяда умолкает, наверное, вытягивает из памяти следующую ленту воспоминаний, Эгорд мерно гладит плечо.
– Когда перемыла часть посуды, - продолжает Наяда, - пришел Луф, хозяин таверны, и велел передохнуть, а заодно сходить за гору, набрать на противоположном склоне шипучих ягод. Я обогнула гору, забралась на склон, стала искать кустики с ягодами, ощипывать, а когда корзинка заполнилась наполовину, услышала грохот и рев. Думала, опять взбесился один из береговых спрутов, с ними время от времени такое бывает, я продолжила собирать ягоды. Но из-за горы в небо пополз дым, услышала крики, кинулась обратно по склону, пару раз чуть не соскользнула с обрыва, а когда стало видно селение, увидела дома в огне. Все до единого! Огня и дыма было так много, целая огненная крепость, чуть сознание не потеряла от ужаса...