Шрифт:
Наяда роняет лицо в ладони.
– Папа!
Эгорд мягко обнимает, комочек тепла вздрагивает в рыдании, но длится оно недолго: зелье еще действует. Воин-маг отвлекает девушку от страданий последней частью истории, где отправился в царство демонов, провел несколько месяцев в тюрьме вместе с младшей богиней Леарит, которая низверглась в мир огня и лавы с той же целью - уничтожить Зараха и других могущественных демонов. Эгорд пробыл бы в заточении до конца времен, но на выручку явился Тиморис, в разгаре побега с ними соизволил познакомиться сам царь демонов - Ямор. Ему пришлись по душе забавные попытки людишек выбраться, и он позволил не только вернуться в земной мир, но и освободил Леарит, а также разрешил богине прикончить Зараха в честном поединке. Что и было сделано. А по возвращении в Старг выяснилось, что жрица Камалия жива. Вылечила и освободила демона-полукровку Клессу от воли Зараха, он приказал демонам восстановить разрушенные города, а когда работа была окончена, приказал полчищам тварей утопиться в океане. Мир и доныне зализывает раны, а Эгорд, Тиморис, Леарит, Клесса и Камалия перебрались на остров, чтобы создать в крепости школу магии. Светлый Орден на это дело благословил, снабдил ресурсами, а старший жрец Халлиг даже остался на острове помогать.
– Он тебя и нашел в той пещере с кристаллами, - заканчивает Эгорд.
– Парила в воздухе под действием каких-то чар. Я отнес тебя сюда, чары со временем рассеялись.
Молчание...
Эгорд дышит, уткнувшись носом в волосы Наяды, усмехается.
– Пока говорил, слушал себя, и с каждой минутой верилось меньше и меньше. Рассказ похож на выдумку, легенду, трактирную байку, только не на правду. О боги, если бы я не был в центре этого безумия, сам бы не поверил, обсмеял бы рассказчика или развернулся бы, ушел, не желая слушать бред. А теперь остается лишь удивляться, что это произошло со мной... С нами. Прости, любимая. Обрушивать на тебя столько всего сразу жестоко, не знаю, как вынесешь, поверишь ли, осознаешь, но обещал рассказать все. Вот и рассказал.
– Ты говорил про богиню...
– Да. Леарит. Ее зовут Леарит.
– Она тоже здесь?
– Да.
– Настоящая богиня?
– Да.
– Эгорд усмехается.
– Хоть и младшая, но самая настоящая.
Перед внутренним взором вспыхивает образ Леарит. Даже при одной мысли о богине наполняет восхищение, а уж когда видит воочию, старается и вовсе не дышать, дабы слышать, как шелестит исходящая из Леарит светлая энергия, как текут вдоль тела полужидкие серебристые доспехи. Сотканные из чистейшего нежного света крылья и волосы, играющие радужными переливами бриллианты в глазах...
Что-то вынуждает прекрасный образ померкнуть, Эгорд запрещает думать о Леарит слишком долго, теперь есть Наяда, нужно думать о ней...
– Если человек и может говорить неправду, - шепчет Наяда, - то богиня не может...
– Хочешь, ее позову?
– Нет.
Наяда поднимает лицо, Эгорд снова пытается внять каждую его черточку, собрать воедино, но портрет из памяти ускользает. Это лицо можно помнить, только пока на него смотришь. Лишь темная глубина глаз помнится всегда.
– Я верю, Эгорд.
Наяда улыбается, ее окружает растерянность.
– И впрямь много всего, но я верю. И попытаюсь принять. Я люблю тебя.
Они обнимаются.
– Я тебя тоже, родная.
В дверь стучат.
Эгорд объятия осторожно разрывает, выходит, это снова Тиморис. На сей раз встревоженный.
– В чем дело?
– спрашивает Эгорд.
– У нас гости. Незваные и, подозреваю, с лихими намерениями. Целый корабль.
– Что?
– Все, завязывай щупать свою красотку, идем. Увидишь сам. Халлиг уже знает, опять пришлось отвлечь беднягу от той любопытной дверки в подземелье. Дожидается нас.
– А Леарит?
– Как обычно, в зале на пятом этаже. Боги вмешиваться ей запрещают. Придется отдуваться нам троим.
Эгорд вздыхает устало.
– Как много всего и сразу...
Тиморис усмехается.
– Такова доля героев. Спасая мир, привлек к себе внимание этого самого мира, теперь не отцепится.
– Ладно, обожди минутку, великий мудрец...
Эгорд возвращается в комнату, дверь прикрывает, Наяда, обнимая колени, смотрит искренними глазами, в них робкая мольба не покидать, побыть рядом еще чуть-чуть.
– Любимая...
Эгорд опускается перед ней на колени, стальные перчатки заключают в объятия нежные и белые, словно очищенные от коры ветви, пальцы.
– Я должен идти.
Наяда готова заплакать.
– Это не ждет?
– Всей душой желал бы, чтобы ждало, но нет. На острове много проблем, кто-то должен их решать, иначе сами постучат в дверь.
Дверь потряхивает от настойчивого стука.
– Вот и они, - говорит Эгорд.
– Конечно, любимый, иди. Не буду бояться, буду ждать... Только прошу, возвращайся!
– Обещаю, что вернусь, родная!
Поцелуй обрывается новой серией стука. Эгорд укладывает Наяду на кровать.
– Тебе нужен отдых.
Вскидывает руки, их окутывает желтое сияние, передается Наяде, постель с девушкой затуманивается облаком света, оно постепенно становится густым, но ясным и прозрачным, как свежий мед, Наяда словно внутри еще не застывшего желе, золотые потоки тысячами нитей танцуют вокруг изящной фигурки, в воздухе протяжный низкий звук, похож на очень замедленное бульканье. Наяда в капле свете выглядит спокойной, ресницы опускаются и поднимаются неспешно, словно краешки зонтиков у медуз.