– Вот и вышло все на чистую воду, – сказал жених.

– Что вышло-то? – вскинулась мать.

– То, что они были знакомы и встречались!

– Какие же это встречи? Человек три раза в жизни видел девушку и ничего себе не позволил, а только пялил глаза, может быть, с другого конца улицы!

– Какая разница, сплетни все равно будут.

– Если ты сам не станешь трепать языком, то и сплетен не будет. У нас и читать-то никто не умеет, и знать никто не узнает, что там в Толедо написали, – сказал отец.

– А если даже сюда и дойдет какой-нибудь слух? Что плохого в том, что твоя жена стоит такой любви? – добавила мать.

– Что делать, когда настоящие парни уходят в город, то и такой может поторговаться.

– А если сюда понаедут городские молодчики, любители романов, да начнут из любопытства подбиваться к моей жене? На будущее вот тебе мой совет, дорогая: дальше постели ног не вытягивай! – сказал жених.

– Это он ревнует, потому и беснуется, – объяснила мать.

– Ревновать-то я не ревную, а зло меня берет, это верно, – ответил жених.

– Об этом я и говорю.

Отец решил:

– Давайте закругляться. Вспомните, Санчо, не нужно ли вам сменить дверь в кладовку?

– Пора бы, – согласился Санчо. – А не надобны ли вам листья для шелковичных червей?

– Не помешали бы и листья.

– Вот что, дружище. Вы должны сказать всем и объявить, что Дульсинея – не она.

– А кто же тогда Дульсинея?

– Кто угодно, только не она.

– Та, с родимым пятном над губой, Марсела, – вмешалась мать.

– Марсела – Дульсинея, – подтвердил отец.

– Он перед ней становился на колено? Она и Дульсинея.

– Ее заколдовали – значит, Дульсинея она. А что написали в книге несведущие люди – нас не касается. Санчо Панса лучше знает.

Отец показал на дочь:

– Не она?

– Не она, – сказал Санчо.

– А кто? – спросила мать.

– Не знаю.

– Черт побери, Дульсинея – Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? – рассердился отец.

– Так, – согласился Санчо.

– Кто Дульсинея?

– Марсела с родимым пятном.

Отец обратился к жениху:

– Доволен?

– И пускай оповестит жителей Тобосо, что между Альдонсой и Дон Кихотом ничего не было, – потребовал жених.

– Если она вообще не Дульсинея, зачем же оповещать, что между ними ничего не было? – вмешалась мать.

– Дурень, если Санчо начнет ни с того ни с сего кричать, что между ними ничего не было, – это как раз и посеет ненужные подозрения, – поддержал ее отец.

– Хорошо, тогда пускай он скажет хотя бы нам, было что-нибудь между ними или не было? – настаивал жених.

– Изверг естества! Подвал гнусностей! Копилка небылиц! Неужели тебе еще не ясно, что между ними ничего не было? Санчо, повтори ему, что ничего не было!

– Ничего не было, – сказал Санчо.

– Ничего не было! Понял?

– Он и видел ее всего раза три, и то еще до того, как немного тронулся в уме.

– До того, понял?

– Она тогда и внимания на него не обратила.

– Она и внимания не обратила! Понял?

Тут вступила Альдонса:

– Понял он, понял. А теперь, женишок, держись за скамейку, я тебе скажу правду.

– Вся правда сказана, и довольно, – беспокойно сказала мать.

– И нечего меня выгораживать, надоело. Скучно мне оправдываться перед тобой. А что было, то было, и не тебе меня судить.

– Опомнись, что между вами могло быть!

– Все.

Отец сразу поверил:

– Где?

– На сеновале.

– Когда?

– Весной.

– Весной ты коз пасла в горах! – возразила мать.

– Я молоко носила домой.

– Весной дожди шли, на сеновале все сено замокло!

– Матушка, какое это имеет значение?

– Я знал это! Я сразу это понял, только у меня еще не было доказательства! – торжествовал жених.

– Ты думал, раз в селенье мало мужиков, так я никому не нужна? Любая женщина хоть кому-нибудь да нужна.

– Вон из дома. – сказал отец.

– Хорошо, батюшка. – Альдонса встала и пошла к двери.

Жених стал удерживать ее:

– Нет, зачем же так! Это лишнее, батюшка. Куда она пойдет?

– Ты свое дело сделал, заткнись.

– Что до меня – так я прощаю. Если она раскаялась – я согласен: ничего не было. Я хотел, чтоб я не один мучился, но и ты тоже. Может быть, я и хватил через край. Но я согласен. Несмотря ни на что. Несмотря на твой возраст.