Собаки, романтичные разговоры, прогулка по полям с озимыми и постоянный выброс адреналина, напряженное ожидание и пристальное высматривание дичи среди деревьев. «Да, Бруно, – сказала леди Розбери, моя хозяйка, которая раньше работала в театре. – Я готовила сцену и проектировала декорации, и каждый приходит и вносит что-то свое. Волнение, как в школьной постановке. У участников глаза горят». И конечно, она права, даже если это роль шута, который не может попасть в амбар.

Так я размышлял, когда, ух ты, еще один, высоко, стремглав – и это было чудо. Похоже на ощущение, когда ловишь мяч в крикете прямо у себя над головой, а ты его едва видишь. Я взглянул на Билла. У него глаза расширились от восторга. И я понял, он просто дублирует мое выражение лица. «Это была охотничья птица!» – закричал он.

Да, я вручил этой птице дар смерти, как говорит Хемингуэй: просто так вышло, если судить по реакции птицы, но лучше отдавать, чем получать. Затем Билл открутил колпачок фляжки, полной того, что он называл «заячьей кровью», смесью виски, драмбуи [140] и вишневого ликера, и по жилам растеклось ощущение бурной радости.

Ну, и что теперь? Он подошел с фазаном в руке и пометил мне лоб кровью. «Не смывай, плохая примета», – сказал он. Так что день обошелся без позора, и после первого попадания мы пошли взглянуть на сумку, которая висела среди остальных на трейлере, прицепленном к старенькому трактору Massey-Ferguson 35X.

Печаль закрытых глаз, невидимые раны, переливающийся синим, красным, зеленым, черным воротник вокруг шеи. «Ты не рождена для смерти, птица вечности» [141] , – писал Китс. Но в этом случае, увы, я вынужден сделать исключение.

День продолжался. И когда мой счет достиг четырех, я распетушился, как один олигарх из Осаки, впервые оказавшийся в охотничьих угодьях. Хватит британских обычаев! Для такой охоты требуется оружие побольше и помощнее. Дайте мне базуку!

И что я уяснил? Когда Тедди Дерби говорил «птицы летят замечательно», он имел в виду не то, что их легко подстрелить, а то, что они высоко и попасть в них трудно. Это и есть охотничьи птицы. Нам рассказали о человеке по имени Каннингэм Райд, так он настолько меткий стрелок, что пользуется только заржавелым старым ружьишком. Наступило время ланча: после пирога с курятиной последовали пирожки из слоеного теста с черникой и яблоками, потом аккуратно разломанные кусочки Kit-kat и компот из фруктов. А после ланча в ход пошло вино, и начались доверительные разговоры.

«Ох, как ты мог упустить ее?» – спросил печально Билл, когда очередная птица прошмыгнула рядом с нами. «Ладно, – сказал Гарри под конец, – ты точно убил пять птиц». Так, стоп… Мы с Биллом посчитали, наш общий счет составил восемь. Восемь, почти девять. И все же ужасная правда состояла в том, что Гарри поставил меня на самое лучшее место, а я расстрелял кучу патронов.

Сам Гарри расстрелял 35 из 106. Для обеих девушек я перестал существовать. Леннокс-Бойд, мой ближайший сосед, после медленного старта обогнал меня. И пояснил: «Не могу же я бить по “колбасе” весь день», а затем все же вдарил – по колбасе!

Перед этим в Дэлмени, кажется, побывал косметический олигарх из Чехии. Он стрелял еще хуже. Но у него была деревянная нога, стеклянный глаз и куча других физических недостатков. В конце я спустился к шумному морю в состоянии эйфории после пропущенного стаканчика, стал размышлять как Фотерингтон-Томас [142] о мертвых птицах.

Последнее, что они видели, прежде чем сложили крылья перед смертью, – это замок Дэлбугл и Фёрт-оф-Форт. Лучше не придумаешь. Чувствую ли я вину? Нет, хотя и особой жажды крови я не испытывал. Эти фазаны ничего мне не сделали.

Это было просто соревнование. Тем вечером мы бражничали, праздновали, на лестнице играли волынки. И когда сомкнулись мои очи, я увидел, как из призрачного леса быстро летели птицы, одна за другой: высоко, свободно, – и никто не мог причинить им вреда.

Держу пари, они голосовали за новых лейбористов.

Самолет был полон британцев, представителей среднего класса, загорелых, стройных, насколько это позволяет питание в альпийской гостинице. Чартерная компания, как всегда, устроила неразбериху. Каждый раз, когда вы появляетесь с кучей детей, они решают почему-то разбросать вас как можно дальше друг от друга по всему самолету.

Так что когда моя жена с младенцем и еще одним ребенком устроилась в первом ряду, места A и B, я уселся вместе с остальными двумя в 20-м ряду и повернулся к своим соседям. Обычно в таких случаях обращаются к стюардессе, но я решил уладить дело с помощью своих чар. Самолет еще стоял. До конца посадки оставалось еще десять минут. «Не знаю, – начал я свое обращение к супружеской паре справа от меня, стараясь быть как можно сердечнее и обаятельнее, – могу ли я попросить вас…» А хотел я просить их о том, чтобы они поменялись местами с моей женой и двумя детьми.