вопроса, какую сделал Грановский, но из объяснений его можно было догадаться, что сам Корш признавал, однако, основательность поводов, которые понудили

Грановского к его заявлению. Разрыв приобретал значение несомненного факта и

требовал, подобно перелому кости в организме, наложения на первых порах

перевязки и предоставления затем живительному действию времени —

произвесть срастание члена. Так и было сделано. Полного, совершенного

исцеления, однако же, не последовало между надломленными членами кружка

[232]. А между тем я был свидетелем, что до конца жизни ни Грановский, ни

Герцен, ни Белинский не могли говорить друг о друге без умиления и глубокого

сердечного чувства.

XXVIII

Что же делал Белинский за все это время? В конце лета этого года (1845) Белинский жил на даче, на Парголовской дороге, против соснового леска, окружавшего озеро Парголовское. Мы туда и ушли с Белинским, когда по

прибытии в Петербург я приехал навестить его и переговорить о всем, что видел

за лето. Я ему передал подробности впечатлений, вынесенных мною из

пребывания в Соколове. Он выслушал внимательно мое сочувственное описание

тамошних дел и слов и промолвил: «Да, московский человек— превосходный

человек, но кроме этого он, кажется, ничем более не сделается».

196

Белинский оставался теперь почти один со знаменем и девизом

непримиримой вражды. Он считал своей обязанностью еще выше держать это

знамя напоказ с тех пор, как ряды его защитников стали расстроиваться. Не без

огорчения смотрел Белинский на сближение враждебных партий в Москве,—

сближение, которое сделалось возможным, как он думал, только потому, что одна

партия не вполне договаривала свою мысль и не вполне обнаруживала свои

конечные цели, а другая — западническая — непомерно обрадовалась

сочувственному слову и с закрытыми глазами предалась обычному своему

наслаждению — кидаться на шею врагам и поскорее сажать их за один стол с

собою. Причины разладицы увеличивались все более и более между друзьями: в

борьбе с славянофилами Белинскому приходилось задевать и всех их союзников, старых и новых. Недоразумения копились поэтому в лагере западников почти при

всяком обмене мыслей между старыми друзьями. Сбереглась в целости только

одна черта в их обычных сношениях. Друзья не скупились на взаимные

обличения и жестокие упреки, когда стояли лицом друг к другу, и обращались

тотчас же в прежних друзей и верных товарищей, когда замолкали или

расходились по домам. Беречь свои симпатии, нажитые в течение долгого

времени, становилось тогда для всех необходимостью, нисколько не мешавшей

каждому настаивать на своих убеждениях и их проводить в свет.

Белинский приступил тотчас же, с обычной своей страстностью и

искренностью, к определению и уяснению пунктов разногласия, образовавшихся

между московскими и петербургскими западниками. Прежде всего он отнесся

скептически и насмешливо к серьезным минам, с которыми ученые в Москве

разбирают вопросы русской жизни, перенося их на почву науки, философии, философствующей истории и проч. По его мнению, вопросы эти не нуждаются в

такой пышной обстановке и могут разрешиться очень простыми, не хитрыми и не

мудреными мерами и принципами, доступными каждому самому простому

пониманию. Так же точно и по отношению литературы к образованным классам

общества Белинский думал, что последние нуждаются скорее в правильном

устройстве их образа мыслей, чем в знании последних результатов европейской

науки. Первое наглядное приложение этой системы отрицания дальних

разъяснений и глубокомысленных упражнений в сфере идей Белинский сделал

тотчас же на письмах Герцена об изучении природы, которые стали появляться

тогда же в «Отечественных записках». Он признавал, что как положения, так и

цели этих чрезвычайно умных статей в высшей степени важны, но не признавал

возможности извлечь из откровений естествознания моральных и воспитательных

указаний, нужных особенно для русских читателей, большинство которых еще не

обзавелось органом для понимания первых нравственных начал. «И каким

отвлеченным, почти тарабарским языком написаны эти статьи,— говорил