было подхвачено особенно Европой, которая не знала, что думать и что сказать о

странных событиях русской жизни. Подсказанное слово дало содержание целым

трактатам и воззрениям. Русская молодежь долго не могла простить Тургеневу

этого слова, которым завладели журналисты и применили к ней самой. Мы не

покидаем надежды рассказать впоследствии все то зло, все те огорчения, какие

это слово внесло в- жизнь своего автора, начиная с похвал, расточенных перед

ним за счастливое выражение, и кончая обвинениями в предательстве и отречении

от своих убеждений.

Берлин, 5 января 1885 г.

340

Художник и простой человек

Из воспоминаний об А.Ф. Писемском

I

Зиму 1849/50 года мне пришлось прожить в одном из губернских городов

нашего Поволжья. Время было довольно неопределенное. Только что прогремела

революция 1848 года в Париже, подымая за собой народные массы в большей

части европейских столиц — в Берлине, Вене, Неаполе и др. и неожиданно

обнаруживая, как много существовало в них, под покровом обманчивой тишины и

внешнего благочиния, недовольства порядками жизни и политических страстей.

Ничего подобного у нас не встречалось. Наша тишина была неподдельная, испытанная. Начиная с богатейшего земельного собственника и через весь ряд

именитого и заурядного чиновничества до последнего торгаша на улице, все в

один голос гордились и радовались тому, что политические бури и ураганы

никогда не досягают и никогда не достигнут, по всем вероятностям, наших

пределов. Нашлись, однако же, мудрецы, которым было мало этого. Относя

спокойствие государства и общества к действию одного крепостного права, которое они поэтому и возвели в непререкаемый догмат русской жизни, мудрецы

еще думали, что к выражениям народного патриотического настроения должно

относиться дружелюбно, но действовать так, как будто его вовсе и не

оказывалось. Ведь нельзя же, говорили они, полагать, что волны европейских

событий никогда не докатятся до нас и не подроют где-нибудь втихомолку основ, на которых построена наша жизнь. Правильно понятый патриотизм обязан искать

таких опасных подземных течений и благодарить тех, которые их открывают.

341

Результаты теории известны. Кроме всего прочего, явились подозрительные

отношения к науке, враждебное настроение против утопистов, идеалистов, ученых, расплодившихся без меры и без ведома правительства под сению

университетов. Цензура печати наравне с цензурой нравов и убеждений отданы

были на произвол всем «ведомствам» и всем частным лицам, которые

обнаружили бы к ней охоту и способности [442].

Так продолжалось до конца Крымской кампании, когда возникло движение, возвестившее наступление нового общественного периода. В этот грозный

промежуток времени замолкли и так называемые деятели сороковых годов. Почти

все они состояли еще налицо и находились в цветущей поре сил; но у них

отобраны были, впредь до дальнейших распоряжений, их научные основы и

предложено заменить их покамест другими, поправленными согласно

требованиям эпохи. Образовалась умственная пустота в общественной жизни, прерываемая обычным появлением журналов, со страниц которых несся какой-то

смутный говор, ряд мнений и положений, словно переряженных или нарочно

искалеченных для того, чтобы они не походили на дельные мнения и положения и

не могли ввести читателей в искушение остановиться на них и посвятить им свое

внимание.

В эту пору перерыва умственной жизни общества послышались голоса из

органа М. П. Погодина и славянофилов, «Москвитянина», которые, при

господствовавшем молчании, показались знамением времени, как бы

указывавшим на скорое появление новых сил и литературных задач. Вокруг

журнала, и, кажется, без особенных стараний редактора, образовалась группа

молодых писателей, имевшая своих критиков, этнографов, философов,

беллетристов и драматургов, которую петербургские их собраты приняли

спервоначала за отрождение славянофильства, благодаря тому, что группа