Шрифт:
политических запросов. Но в кружке уже внимательно и сочувственно следили за
выступлениями Белинского в «Молве» и «Телескопе» в защиту гоголевского
творчества и, судя по умонастроению молодого Гоголя, Н. Я. Прокоповича и А.
А. Комарова, не чуждались независимого образа мыслей и вольного слова.
Не без влияния Гоголя Анненков пробует свои силы в беллетристике. И. И.
Панаев называет его в числе безвестных начинающих авторов, которые во второй
половине тридцатых годов в Петербурге собирались по вечерам у А. А. Комарова, кадетского капитана Клюге фон Клугенау и читали по очереди свои сочинения.
На одной из таких сходок у А. А. Комарова в конце 1839 года Анненков
познакомился с Белинским.
С конца 1840 года по начало 1843 года Анненков пребывает за границей, путешествует по Германии, Италии, Франции, длительное время живет в Париже.
Трудно точно сказать, какие умонастроения владели им в конце тридцатых
— начале сороковых годов. Но одно несомненно: будучи, по собственному
признанию, «от малых ногтей петербургской косточкой», вращаясь и в чиновном
и в довольно разношерстном кругу окололитературной и театральной
петербургской молодежи, Анненков не особенно-то задумывался над теми
вопросами русской действительности и литературы, которые составляли
6
содержание жизни Белинского. По свидетельству современников, он уже и в те
годы отличался завидным умением «отыскивать себе наслаждение и
удовлетворение во всем — ив природе, и в искусстве, и даже во всех мелочах
жизни».
Однако общение с Белинским оказало и на Анненкова серьезное влияние, и
об этом он сам довольно подробно и объективно рассказал в «Замечательном
десятилетии». Через Белинского Анненков вошел в среду передовых литераторов, группировавшихся в сороковых годах вокруг обновленных «Отечественных
записок», а затем «Современника»,. «получил понятие» и о московских кружках и
сблизился в дальнейшем с Боткиным, Грановским, Кавелиным и другими
западниками. По совету Белинского, Анненков занялся в это время
публицистикой и выступил с интересными путевыми очерками и
содержательными зарисовками из европейской жизни — «Письмами из-за
границы» (1841—1843) и «Парижскими письмами» (1847—1848), возникшими в
итоге его длительных пребываний за границей.
Анненков никогда не разделял революционно-демократических убеждений
Белинского и Герцена. Он всегда был далек от свойственного им пламенного
искания истины и тем более от претворения передовых идей в общественное дело.
Его интерес к идеям демократии и социализма не простирался далее
платонической любознательности.
Но даже и Анненков был серьезно увлечен идейным подъемом сороковых
годов в России, сопутствовавшим освободительному брожению среди
крепостного крестьянства. Это время стало для него порой наибольшего
вольномыслия и сочувствия освободительным идеалам в той мере, в какой эти
понятия вообще применимы к людям его духовного склада и образа мыслей.
Как и большинство либералов-западников, Анненков был сторонником
«европеизации» общественно-политических порядков в России, защиты
гражданских прав личности, просвещения и свободы слова. Он искренне осуждал
бесправие, царившее в стране, произвол царских чиновников, гнет цензуры и, судя по переписке с Белинским, сочувствовал отмене крепостного права.
Сороковые годы являются наиболее светлой полосой в истории русского
либерализма. В своем недовольстве николаевским режимом и крепостничеством, в защите гуманизма, просвещения и литературы, в своем сочувствии к
«простонародью» и терпимости к «увлечениям» и «крайностям» нарождавшейся
демократии, лучшие из либералов-западников этого времени совершенно
искренни, они далеки еще от классового своекорыстия, измен и предательств. Но
ограниченность их точки зрения, их половинчатость и политическая
бесхарактерность совершенно очевидны уже и в эту эпоху и вызывают резкую и
прямую критику со стороны Белинского.
В 1843—1845 годах Анненков живет в России. Он «свой человек» в
петербургских и московских кругах, связанных с Белинским, Герценом и